Роберта и Брандона мы будем называть «наши мальчики».
Раз в год мы будем брать наших детей во время каникул в интересную поездку.
На время их учебы в старших классах мы предоставим им автомобиль шестилетней давности при условии, что они сами будут оплачивать бензин и страховку.
По окончании колледжа мы купим каждому ребенку в подарок автомобиль по умеренной цене.
Секс и планирование семьи
Мы будем иметь здоровые половые отношения от трех до пяти раз в неделю.
Тереза два года после брака будет предохраняться, а затем постарается забеременеть.
Если мы оба будем работать, то Тереза будет иметь только одного ребенка.
Если один из нас будет свободен, то Тереза может родить второго ребенка.
Если мы оба окажемся свободны, то Тереза может родить еще одного ребенка. После третьего ребенка мы оба пройдем стерилизацию.
Отношения в семье
Рекс берет на себя лидерство в семье и принятие решений.
В критических ситуациях и при отсутствии Рекса решения принимает Тереза.
Ежедневно мы отводим от 15 до 30 минут на обсуждение разных вопросов.
Мы не будем повышать голос друг на друга, если кто-то рассердится – сначала должен сосчитать до десяти.
Мы никогда не будем придираться друг к другу.
Мы не будем курить и будем потреблять алкоголь в умеренных дозах.
В будние дни мы будем тушить свет в 11:30 вечера и вставать в 6:30 утра.
Мы будем покупать очищенный от свинца бензин высшего качества марки «Шеврон» и следить, чтобы уровень топлива в баке не опускался ниже половины.
Мы будем честно любить друг друга и обеспечивать основные потребности каждого.
Мы будем вместе наслаждаться замечательной жизнью.
Мы не будем обращать внимания на то, что думают о нас другие.
Мы будем делать то, что считаем для нас правильным!
Глава 24
Мой жизненный опыт складывался как слоеный пирог – из разных частей. Последние годы многим казались самыми интересными, потому что были связаны с отсутствием в Москве. Сразу же по возвращении из Америки летом 1998 года я начал отвечать на множество вопросов. Вопросы были приватные, устные, от друзей и приятелей, желавших понять, как же это я прожил и проработал в Америке столько времени, а затем вернулся. Однажды, отвечая в живом эфире на вопросы радиослушателей, я дождался трогательного женского голоса, который спросил: «Как же это так – все туда, а вы оттуда?» Журналисты задавали вопросы, жаждая обобщений. Из журнала «Знамя» пришло письмо с просьбой написать нечто большое под названием: «Америка как жизненный опыт». Из Львова позвонили и час пытали меня по телефону, пытаясь прояснить эту же тему. А я – самое странное – не ощущал разорванности собственной жизни и своего личного опыта. Может быть, потому, что считаю, я прожил в Америке ту часть жизни, которая была Америке предназначена, а дома, где проходила моя главная жизнь, я тоже что-то смог и реализовал себя, как умел. Везде существовали определенные правила, которые можно было принять или нет, определяя этим самым свое место в сообществе. Жизненный опыт был целен, складываясь из непохожих, но сочетаемых частей. Тем более что у многих – и у меня в том числе – менялось с возрастом общее ощущение своего места в окружающем мире. Горизонты стали куда шире и понятнее, может быть, это и зовется опытом?
Прежде всего, я стал терпимее, это уж точно. Жизнь в демократическом обществе усмиряет. Привыкаешь работать среди разных людей и привыкаешь к тому, что эти люди терпят тебя. Значит, и тебе надо терпеть, пытаться понять их. Дома меня от этого отучивали: тот, кто пел не с нами, и тот, кто шагал не в ногу, подлежали изъятию из жизни, даже поэмы были про это. В Америке же я не знал, кто с какой ноги шагает в общий со мной день. А зачем мне это знать?
Приходят письма из Бостона. Декан факультета журналистики писал, что «эти семь лет пролетели так быстро», и приглашал приехать в университет, лишь только я захочу. Время и вправду пролетело молниеносно; ехал я ненадолго, хотел побыть в американском университете год, не больше. А возвратился через семь с лишним лет. И ко всему привыкал с самого начала; мне захотелось этого опыта, и я его приобрел. По части причин моего возвращения, то недавно еще один аргумент – чисто литературный – я почерпнул у актера Михаила Глузского. Объясняя, почему он не остался работать в заграничном театре, Глузский двинулся по пути профессиональных ассоциаций: «Помните, у Островского в «Лесе» Аркашка Счастливцев рассказывает о том, как однажды он попал к тетушкам-богомолкам. Кормили, говорит, хорошо, помыли, приодели. Утром завтрак, потом обед, ужин… Покой! «И я, – говорит он, – однажды ночью просыпаюсь и думаю: а не удавиться ли мне?..» И – сбежал!» Очень понятное для соотечественника объяснение…
К заграницам мы непривычны, хоть вообще-то все люди на свете живут в окружении заграниц. Зарубежья постоянно с нами: агрессивные и враждебные, как воспринимались они в Советском Союзе, завистливые и прожорливые, как воспринимаются они в США. Вокруг нашего кордона всегда существовала эмиграция – часть зарубежья, недавно еще бывшая чем-то вполне домашним, отношение к которой менялось постоянно. У нас бывали заграницы близкие и далекие, понятные и загадочные; так же и во всех странах. К Америке отношение многие годы были напряженное, затем у многих оно стало иждивенческим, – мол, богатая эта заокеанская страна дураков. Знания, понимания Америки у нас не было и нет – не буду распространяться на эту тему, скажу только, что политизированные до предела отношения между разными странами и народами, как правило, рождают взаимную перекошенность. Россия по-прежнему экзотична для американцев. Она была в свое время частью их страха, но частью их нормальной повседневности стать пока не смогла. Есть хорошие книги о России: за последние лет двадцать их вышло там с десяток; но повседневное знание о нас ущербно: фильмов наших в прокате нет, товаров наших – тоже. В голливудских лентах русские традиционно мелькают этакими пьяными увальнями в ушанках (не переодеваясь даже в космосе, как в фильме «Армагеддон»). Быт у нас очень отличается от заокеанского; бостонская студентка рассказывала мне, что провела лето в Москве, устроившись в какую-то фирму для приработка. Ей сняли комнату в трехкомнатной квартире. Студентка восхищалась добродушием и щедростью своих не очень богатых квартирных хозяев. Но вскоре, рассказывала она, пришло время стирать, и оказалось, что в доме нет стиральной машины. Студентка позвонила маме во Флориду, но та тоже никогда не стирала руками и ничего посоветовать не смогла. Юная американка двинула за наукой к хозяевам квартиры и с гордостью сообщила мне, что теперь умеет стирать в тазике и в корыте. Конечно же, это курьез, но во многих отношениях мы в быту все еще неандертальцы для жителей американских городов. Бизнесмены жалуются, что даже крупные наши дельцы не имеют электронных адресов, не содержат у телефона секретарей, знающих английский язык. Из-за разницы в часовых поясах надо привыкать к тому, что российских деловых партнеров из Америки можно вызвонить лишь до полудня, а из России в Штаты лучше всего звонить ночью…
