Пожалуй, по судьбе печати легче всего было проследить, как разделялись интеллигенция с властью, как Горбачев повторял хрущевскую ошибку, не собирая интеллигенцию вокруг себя, а продолжая опираться на партийное чиновничество, которому даже его нерешительные реформы давно были поперек горла. Мы делились на нестыкующиеся миры. К членам политбюро многие относились уже как к летучим мышам. Вот кружат они, маячат над головами, много слухов о их зловредности и опасности. Но голосов их не слышим, звуковая частота, на которой они перекликаются, людям недоступна. Видишь, как нетопыри мечутся в ночном небе, но они безмолвны, потому что разговаривают на собственной частоте, может быть, даже повизгивают, похрюкивают, поют, но мы их не слышим…
Чиновники не оставляли нас своими заботами. Позвонил директор издательства «Правда» Вячеслав Петрович Леонтьев: «Что-то большие у вас прибыли, мы заберем часть…» И я мог говорить после этого что угодно, но сотрудники «Огонька», крупнейшего журнала Европы, получали меньше самого задрипанного писаки из «Правды». Несмотря на то что секретарь ЦК по идеологии Медведев говорил, что наш журнал антисоветский и антикоммунистический, но прибыли шли в карман управления делами коммунистической партии, которая владела комбинатом «Правда».
Чем больше мы атаковали чиновничью власть, тем с большими задержками печатался наш тираж, тем хуже доставляли его подписчикам. Однажды нам объявили, что из журнала изымается одна цветная вкладка – для нее, мол, нет в стране ни бумаги, ни полиграфии. А вкладки были предметом особой гордости «Огонька»; уже несколько десятилетий подряд для множества подписчиков, особенно из провинции, они были главным источником информации о художественной жизни. Многими читателями эти репродукции коллекционировались, хранились в папках на правах дорогих альбомов, и мы очень следили за качеством печати (естественно, в пределах возможностей издательства «Правда»). Время от времени «Правда» выдавала чудовищные цвета репродукций, не имеющие ничего общего с оригиналами. В ответ на все претензии партийные издатели пожимали плечами, зная, что все равно никто их не станет наказывать. А теперь вот вообще сняли полную вкладку – четыре цветные страницы. При этом было ясно, что искать управу на руководство издательства ЦК в стране бессмысленно. А за пределами страны?
Нас лишили вкладки в 1989 году. Тогда же редакцию посетил господин Фогель, председатель Германской социал-демократической партии. Выслушав мои жалобы, он твердо сказал, что поможет. Через несколько дней приехали его представители, переписали наши технические характеристики и вскоре же сообщили, что гарантируют «Огоньку» своевременное печатание всех вкладок при единственном условии: на каждой цветной странице должно быть указано, что это любезность немецких социал-демократов. Я согласился: да ради бога, только печатайте!
Несколько лет назад меня за такие шалости могли бы и посадить. Теперь же я официально уведомил издательство «Правда», что изъятие ими вкладки, за которую миллионы читателей журнала уплатили полную стоимость при подписке, незаконно и по этому случаю оно будет компенсировано немецкой полиграфией. Вкладки намечено доставлять грузовиками точно в соответствии с графиком печатания еженедельника. У директора «Правды» отвисла челюсть: такого хулиганского вторжения чужестранных сил в типографию, где печатаются документы самой пролетарской на свете партии, он предвидеть не мог. Тут же мы послали письмо с уведомлением об отказе печатать свои вкладки в издательстве «Правда» и частичном расторжении с ними договора на печатание журнала. Также я сообщил, что мы доведем до ведома общественности информацию о сложившемся положении. Власть отреагировала немедленно: нам прислали правительственное уведомление, что в связи с плохим состоянием российских дорог транспортники не могут гарантировать своевременного прибытия немецких грузовиков с отпечатанным тиражом вкладок. А раз так, то под угрозой оказывается весь производственный процесс в самой большой и самой идейной типографии страны. Мы извинились перед немцами, еще немного поскандалили с «Правдой» и через год все-таки добились возвращения вкладки…
Государство устанавливало точные пределы свобод. Но – какая же свобода прессы может быть без свободы предпринимательства, без моего права искать себе издателя, без права противостоять государственной монополии? Государство регулировало и цены. Чуть мы в 1990 году заявили о самостоятельности, цену на журнал тут же повысили в два с половиной раза.
В штате газеты «Правда», бездарной, но влиятельной, состояло более семисот журналистов, не считая корреспондентов во всех главных странах мира. Сотрудники газеты работали в удобных кабинетах, хорошо снабжались. Зарплата журналиста главной партийной газеты примерно в три раза превосходила зарплату моих сотрудников, которых было в семь раз меньше. А прибыли мы давали в десять раз больше, чем газета «Правда». Время от времени через директора издательства Леонова, или через сотрудника ЦК Кострова, курировавшего «Огонек» в управлении делами, или через идеологический отдел того же ЦК нас информировали о новых поборах и новых наказаниях. Все это делалось с демонстративным превосходством над нами, с верой в то, что никуда мы от них не денемся.
Ежегодно у «Огонька» изымали более 70 миллионов прибыли, используя эти деньги, в частности, для развития директивной газеты «Правда», которая из номера в номер печатала гневные письма трудящихся, требующих разобраться, кому все-таки служит наш журнал. Деньгами, которые мы зарабатывали, оплачивали все, что угодно, даже не информируя нас о том, куда деньги идут. Когда я заикался о повышении заработной платы, от нас отмахивались, считая, что чем больше журналистов уйдет из непослушного еженедельника, тем лучше. Тут-то мы взбунтовались. Общее собрание приняло нечто вроде Декларации независимости. Выяснилось (мы хорошенько порылись в документах), что никогда не было никакого официального решения о принадлежности «Огонька» коммунистической партии или кому-то еще. А раз так, то мы заявили, что отныне журнал будет собственностью его коллектива. Коллектив проголосовал за это, а затем избрал меня своим главным редактором.
Самостоятельности в бюрократическом государстве быть не может. Последний идеологический секретарь ЦК Александр Дзасохов прямо сказал мне: «Ты что это задумал? Ты что – не понимаешь: партии нужны огоньковские прибыли!» Я вполне нагло ответил, что как-то подобное заявление делал Саддам Хусейн, претендующий на кувейтские прибыли, и пролетарская партия таких принципов повторять не может. «Ну, ну», – покачал головой Дзасохов. Так мы выползали из-под партийного пресса…
Чиновничья партийная система совершала самоубийство, пытаясь подминать под себя все, что угодно. Она опекала не только собственные промышленность и печать, но и таковые же у своих сателлитов по всему свету, оплачивала существование компартий всего мира и настаивала на своем праве знать заранее ответы на кроссворды из «Огонька». Да, да – подписывая кроссворд к печати, цензор обязательно просматривал ответы на его вопросики, потому что правящая партия обязана была знать их раньше всех.
Система-самоубийца распространяла вокруг себя атмосферу не всезнания, а беспокойства, она родилась как партия заговорщиков, путчистов и такой же остается до последнего вздоха. Когда-то подобную атмосферу я запомнил еще студентом-медиком, проходя практику в киевской психиатрической больнице имени Павлова. Меня поразило, до чего же врачи и больные там боятся друг друга; терпеть друг друга не могут, но одновременно боятся. Так и жили…
