Назначенный начальником обороны Петрограда и Северного района Шварц предложил мне должность его помощника по оперативной части. В разговоре с ним я указал ему на полную безнадежность, по моему мнению, создавшегося положения и высказал свое опасение, как бы его работа не приняла характера работы генерала Величко и его подчиненных – не для пользы Отечества, а для своей личной.
Шварц посвятил меня в свой план обновления армии приблизительно по программе Штейна после разгрома 1807 года
{105} и главным образом напирал на то, что в такие критические моменты, когда враг находится у ворот столицы, позорно сидеть сложа руки, сдаваться ему без всякого сопротивления и так далее, против чего трудно было что-либо возразить.
Некоторые из присутствовавших на этом совещании, в котором кроме меня участвовало еще несколько офицеров Генерального штаба, приглашенных Шварцем на различные должности, справедливо заметили, что плодотворная работа по воссозданию армии, а следовательно, и оборона страны возможна лишь тогда, когда будет устранен главный враг Отечества, а именно большевики. На это Шварц ответил, что советским правительством обещана ему полная поддержка, даны большие полномочия и что, если он изверится в плодотворности работы, то тотчас же сам отойдет от дела.
В силу этих доводов пришлось согласиться, и я в тот же день получил от Шварца предписание отправиться в Торошино и Ямбург для того, чтобы ознакомиться с положением находящихся там отрядов, состоявших под общей командой бывшего командующего 12-й армией генерал-лейтенанта Парского
{106}. Предписание было скреплено назначенным к Шварцу советским комиссаром
{107}.
На следующий день рано утром отправляюсь на вокзал, чтобы ехать в Торошино. Предъявляю коменданту станции предписание, чтобы получить разрешение для проезда по железной дороге. Он направляет меня для этого в штаб революционных псковских отрядов, помещавшийся в вагонах на путях станции. Прихожу туда. В тесном помещении вагона, превращенного в канцелярию, сидят два субъекта: один типичный зауряд-военный чиновник
[29], произведенный из писарей, другой – неопределенного типа, но тоже в военной форме без погон. Просматривают мое предписание и заявляют мне: «Знаете, товарищ, предписание Шварца для нас не указ; нам необходима подпись Революционного комитета Петрограда
[30]». В ответ на это мне осталось только просить, чтобы мне сделали соответствующую надпись на предписании, дабы я мог доложить своему начальству причину, в силу которой я не исполнил данного мне поручения. Первый субъект сделал просимую надпись, а второй понес бумагу в соседний вагон на подпись комиссару, которого я не удостоился увидеть, минут через пять принес просимую надпись за подписью помощника военного комиссара. Подпись была неразборчива. Спросил, кто это. Оказывается некто «Блейст». А комиссара, как зовут, спрашиваю – «Панах». Блейст и Панах, с меня этого было достаточно.
Тотчас возвратился к Шварцу и просил его освободить меня от должности. Более полугода ломал себя, добросовестно стараясь приспособиться к новому строю армии, более полугода выносил мелочный контроль и самое бессмысленное и нахальное вмешательство в мои распоряжения совершенно несведущих в военном деле людей, большей частью евреев и других инородцев; долее выносить этого не в силах, тем более что уверен в том, что пользы от моей работы не будет никакой.
Несмотря на продолжительное уговаривание Шварца, я остался при своем решении и был освобожден от данного согласия. Шварцу я предсказал, что ему недолго придется работать при этих условиях. Предсказание мое не замедлило оправдаться.
В середине мая, благодаря прежнему знакомству с генералом Парским, заступившим место Шварца, мне удалось без особенных хлопот получить разрешение на выезд из Петрограда, и я наконец оставил его.
Скажу несколько слов о Шварце, Геруа 2-м, Величко и Парском.
Со Шварцем я работал еще до войны в Военно-исторической комиссии по описанию Русско-японской войны. Это был честный, прямой человек, прекрасный инженер-фортификатор, мужественный, пользующийся отличной военной репутацией. В процессе Стесселя по сдаче Порт-Артура
{108}, когда почти все участники процесса, как обвиняемые, так и свидетели, старательно обливали друг друга грязью, никто из них не коснулся Шварца и его Георгиевского креста, полученного в Порт-Артуре
{109}. В великую войну он отличился блестящей обороной Ивангорода, крепости, наполовину разоруженной перед войной, а затем сыгравшей немалую роль в защите линии реки Вислы. Уверен в том, что он принял предложение большевиков не из личных расчетов, а веруя в возможность принести пользу родине. Таково же мое мнение о генерале Геруа 2-м, выдающемся офицере Генерального штаба.
