Сведения об успехах Юденича были настолько преувеличены, что один раз разнесся слух о занятии им Петрограда
{160} и с такой настойчивостью, что в русской церкви в Варшаве был даже отслужен благодарственный молебен по поводу этого события. К сожалению, как это было далеко от действительности!
Меня очень интересовал ход военных событий на Западном фронте в последний период кампании, завершившийся поражением немцев, так как те сведения, которые проникали в советские газеты, помещавшие только официальные телеграммы немецкой Главной квартиры, не давали никакого представления об этом. Судя по этим телеграммам, написанным обычным эзоповским языком главных квартир, стратегическое положение немцев с каждым добровольным шагом назад все улучшалось и улучшалось, и вдруг все закончилось перемирием. Но в Польше даже в военных кругах я не добился ничего путного. Немало было нелепых рассказов о чудесах американской техники, вроде того, что американцами был изобретен какой-то световой луч, ослеплявший врага на несколько недель, и т. д. Очевидно, досужие люди черпали подобную ерунду из романа Уэллса «Война миров».
Польскому обществу было некогда разбираться в этом, ибо и своих хлопот, как говорится, был полон рот: на востоке большевики, на юге украинцы, которые серьезно хотели оттягать русскую Галицию, на западе невыясненные границы с Германией. Наспех сформированные войска оставляли желать много лучшего. Более крепкие части, как довборчики Мусницкого и легионеры Пилсудского, были совершенно недостаточны для одновременной борьбы на три фронта.
В конце апреля мимо нас проследовала по железной дороге на Волынь польская дивизия Галлера
{161}, сформированная во время войны на французском фронте
{162}.
Немцы долго ставили всякого рода препоны провозу ее через Германию, но, наконец, по настоянию победителей-союзников, таковой совершился. Очень чисто одетые, во французской военной форме, войска эти производили своим внешним видом очень хорошее впечатление. Как они вели себя в бою, я не знаю, но путь свой следования к полю брани они обозначили целым рядом еврейских погромов, так что «поляки Моисеева закона» вздохнули свободно лишь тогда, когда последний поезд этих защитников «Ойчизны» проследовал на юг.
– При императоре Николае такого не было бы, – сокрушительно говорил мне сапожник-еврей, у которого я сидел, пока он чинил мои сапоги.
Несмотря на довольно сомнительное положение на границах, польская публика не думала отказываться от своих широких замыслов о восстановлении для новоиспеченной республики тех пределов, в которых простиралась Речь Посполитая в апогее своего процветания
{163}.
«От моржа до моржа»
[102] было когда-то лозунгом наиболее безумных повстанцев 1863 года. Почему же не осуществить этого теперь, коль скоро обстановка благоприятствует этому? Не думаю, чтобы государственные мужи Польши серьезно мечтали об этом, но средняя публика, безусловно, питала эти империалистические замыслы, забывая совершенно, что именно это в свое время и было причиной политической смерти Польши.
В витринах книжных магазинов в Варшаве я видел карту Европы в большом масштабе с нанесением, условными линиями, границ Польши в различные эпохи. Довольно значительно уклонялись эти линии и на запад от нынешних, но не так, как на востоке – с Россией не церемонились вовсе: не только Минск, Витебск, Могилев, Смоленск и Киев попадали под высокую руку Польши, но Чернигов, Полтава и даже Харьков.
