Пес ткнулся ему в руку мокрым носом, и комиссар очнулся от раздумий. Недреманная стража у всех дверей упорно таращилась в темноту, пока Лонгсдейл у них на глазах бесшумно выпиливал заклинанием решетку на ближайшем окне.
— Секреты родины, черт подери, — комиссар с осторожностью выбрался из кустов. Охрана даже глазом не моргнула. Пес невозмутимо шел рядом.
— От нашего визита не должно остаться следов, — напомнил консультанту Натан.
— Я верну все как было. Полезайте.
Комиссар вскарабкался на подоконник и, после недолгих манипуляций со шпингалетами, поднял окно. Лонгсдейл влез следом, последним, сердито пыхтя, протиснулся пес. В кабинете, заставленном картотекой, он тут же уткнул нос в пол и потрусил к двери. Восстановив первоначальный вид окна, консультант последовал за псом, Бреннон шел замыкающим. Кусач довел их по коридору до тяжелой, обшитой металлом двери, за которой начиналась каменная лестница в подвал, теряющаяся в темноте. Лонгсдейл ткнул в руку Бреннона фонарик:
— Давайте, попробуйте. Сосредоточьте волю, желание и воображение на том, чтобы он загорелся, и заключите их в слове «Lumia».
Пес нетерпеливо фыркнул. Педагогический пыл охватывал консультанта всегда невовремя, но Натан на этот раз решил попробовать всерьез. Вдруг и впрямь можно научиться? Он представил себе загоревшийся в фонаре свет, сосредоточился, напрягся, собрал волю в кулак, встряхнул фонарик и шепнул:
— Lumia.
Огонек слабо трепыхнулся и погас.
— Lumia!
Фонарик загорелся. Бреннон обалдело на него вытаращился. Пес уважительно поурчал и первым спустился по лестнице. Перед ними простирался длинный коридор с дверями по обеим сторонам. Зверь шумно втянул носом воздух и вдруг тихо зарычал. Шерсть на загривке встала дыбом, глаза вспыхнули.
— Что там, Кусач? — Бреннон вытащил револьвер.
— Там… — прошептал консультант. — Там опять они! — и ринулся по коридору за псом, оставив комиссара далеко позади. Натан на миг застыл от удивления, а потом устремился следом — к еще одной обитой металлом двери. Лонгсдейл крикнул что-то на элладском (Бреннон уже отличал на слух), дверь распахнулась, и тут же печально знакомый голос резко бросил:
— Aperiam te!
Амулет на шее комиссара чихнул облачком дыма и скончался. Натан ворвался внутрь. Редферн, присев на край стола, поигрывал кулоном из красного дерева, а Пегги… Пегги!
— Пегги! — взвыл комиссар. Племянница вздрогнула. Она стояла между псом и пироманом и целилась из револьвера в живот Лонгсдейла.
— Д-дядя? — с запинкой выдавила девушка. Сердце Натана екнуло.
— Маргарет, — шепнул он и опустил оружие. — Как ты, девочка? Ты цела? Здорова? Он ничего тебе не сделал?
Редферн презрительно фыркнул. Пес заворчал. Маргарет тоже опустила револьвер.
— Ну, давайте, — нетерпеливо сказал пироман, и девушка с невнятным возгласом бросилась Натану на шею. Он покачнулся от неожиданности, обнял Пегги и тут же заметил, что она не только стала потяжелее, но и отказалась от корсета. Бреннон немного смутился, особенно когда племянница в порыве чувств прильнула к нему всем телом и пылко поцеловала в щеку три раза.
— Я скучала! — выдохнула она. — Я писала каждый месяц, но я так скучала!
— Пегги, ты нас с ума сведешь, — с нежностью ответил Бреннон. — Как ты могла! Он принуждает тебя к чему-нибудь…
— Не принуждает, — резко сказал пироман. — Она до сих пор девственница, если это единственное, что вас волнует.
Пес испустил глухой клокочущий рык. Лонгсдейл прихватил его за загривок. Натан прижал к себе Пегги и впился в Редферна тяжелым взглядом.
— Вы, — начал комиссар, — паскудный подонок…
— Давайте позже, — оборвал его пироман и соскочил со стола. — Мне кажется, у нас здесь общее дело, и мы все хотим убраться отсюда до начала рабочего дня.
Он схватил за край свисающую со стола холстину и отдернул. Пегги выскользнула из объятий Натана, убрала револьвер в кобуру и принялась скатывать покрывало, открывая один за другим обломки корабля. Лонгсдейл зажег светящийся шар, пес, обойдя Редферна по дуге, встал на задние лапы, уперся передними в стол и принялся за обнюхивание.
— Какого черта вы сюда приперлись? — сквозь зубы процедил комиссар. Пироман поднял бровь:
— А вы? Деятели из ОРБ отказались с вами сотрудничать, и потому вы пролезли к ним в ночи, аки тать?
— Потопили восемьдесят человек и любуетесь результатом своих усилий, а?
— Представьте себе, это не я, — огрызнулся Редферн. — Я не отвечаю за все зло в этом мире!
— Энджел, — мягко сказала Маргарет. — Дядя. Мистер Лонгсдейл, извините, пожалуйста. Я не собиралась в вас стрелять. Это от неожиданности.
— Не стоит упоминания, мисс, — галантно отозвался консультант.
«От неожиданности, — горестно подумал Бреннон. — От неожиданности девушкам положено визжать, а не хвататься за револьвер!»
Редферн надел на шею свой кулон. Это был иероглиф — комиссар видел похожие, когда участвовал в экспедиции к северу Мазандрана, где высятся неприступные горы, а жители тех мест даже цветом кожи и разрезом глаз не похожи на мазандранцев. Именно эта вещица вынуждала пса держаться подальше от пиромана.
— Хорошо, — вдруг заявил Редферн, при чем довольно сухо и с таким видом, словно делал величайшее одолжение, — признаю, у вас есть повод для недовольства. Но у нас сейчас имеется дело поважнее, — он кивнул на стол. — Здесь все заполнено обломками «Кайзерштерн». Пора, наконец, ими заняться.
Лонгсдейл принялся водить трехгранником над кусками обшивки. Пес уцепил лапой остаток рулевого колеса и уткнулся в него носом. Маргарет с другой стороны рассматривала обломки через квадратное зеркало.
— Ладно, — проскрипел Бреннон. — Начнем с того, что вы тут делаете.
— А вы?
Комиссар несколько раз вдохнул и выдохнул. Ясно, что так они далеко не уедут: Редферн сверлил его раздраженным взглядом исподлобья, в котором, однако, Натан не заметил неприязни или злобы. Скорее, настороженность и досаду. В конце концов, кому-то придется уступить первым, чтобы они сдвинулись с мертвой точки.
— В Блэкуите объявилась свора бааван ши, — буркнул Бреннон. — Они следили за мной и напали в поезде, когда мы — я и Бройд — возвращались из Бресвейн, где должны были встретить делегацию наших коллег из Доргерна. Которая плыла вот на этом дырявом корыте.
Глаза пиромана изумленно расширились. Маргарет оторвалась от своего зеркала и воскликнула:
— Энджел, ведь тогда получается… — и бегло заговорила на иларском. Бреннону вдруг стало тяжело. Какой в этом, черт побери, смысл?! Девчонка четко и определенно дала понять, где теперь ее место и с кем она хочет быть рядом. Если уж ни мысли о семье, ни переживания насчет репутации ее не остановили…
