– А для Олежки?
– И для Олежки. Хотя с ним все же побеседуют в одном хорошем месте.
– А для тех, кто давал нам наркотики?
– А для них все неприятности только начинаются. Насколько я знаю, некоторых уже арестовали, остальных ищут, так что им не до вас с Олежкой.
– Правда?
– Вот те крест. Лучше скажи, зачем ты так напилась?
– Думала, буду меньше бояться.
Алексей кивнул:
– А что пила?
– Взяла на кухне бутылку водки.
– И всю выпила? – ужаснулся он.
Оля помотала головой:
– Она невкусная. Я смогла только полстакана засадить.
Святые угодники! Засадить полстакана!
– Пороть тебя, Оля, некому, – сердечно сказал Округин.
– Макар Иванович тоже так говорил.
– А он за что на тебя злился? Неужели за пьянство?
– Нет, что вы! Он мне книжку дал почитать о войне, а я сказала, что она мне не нравится. Слишком страшная.
– На его месте я бы тебя выпорол тут же, на этом самом месте. А что за книжка?
Оля, не поднимаясь, поискала в тумбочке у кровати и вытащила потрепанную книжку в красном переплете. Рассказы о войне.
– Так я ее знаю, – обрадовался Алексей. – Мне дед в детстве ее читал. Они же во время войны в оккупации жили. Натерпелись от немцев. Деду девять лет было, когда у него на глазах убили мать. В книжке как раз о наших воронежских краях во время боев и оккупации рассказывается, поэтому дед ее очень любил. Словно о нем написано, понимаешь?
– Понимаю. Дура я. Макару Ивановичу, наверное, очень обидно было, когда я сказала, что она неинтересная.
Округин взял книжку.
Сколько лет он ее не видел? Забыл уже. А дед читал и вспоминал. Поговорить только было не с кем. Хотел поделиться своими воспоминаниями с Олей, но ей они оказались не нужны. Господи боже мой, как же он виноват перед дедом! Нельзя было оставлять его одного! В чужом доме, среди равнодушных людей, один из которых его убил. Кто? За что? Неужели так и не удастся выяснить правду?
Алексей листал книгу, не в силах справиться с собой. Маленький листок, лежавший среди страниц, вылетел и плавно опустился на пол возле кровати. Оля подняла его и отдала Округину. Тот посмотрел. На листке детской, как ему показалось, рукой была нарисована какая-то фигурка.
Что это? Округин повертел рисунок. Фигура оказалась похожа на геральдическую лилию, которую он часто видел во Франции. Там ее называют лилией Людовиков или Бурбонов, считают знаком королевской власти и часто используют в качестве орнамента.
Странно. Кто мог нарисовать французскую лилию и почему дед вложил рисунок в книгу? Он посмотрел на изображение внимательнее. А может, это рука деда? Не детская, а старческая? При всей неумелости художника рисунок был сделан довольно старательно, даже тщательно. Откуда он?
Алексей задумался и не расслышал, что ему говорит Оля.
– Можно?
– Прости, задумался. Что ты сказала?
– Я спрашиваю, можно ли сказать Олежке, что все закончилось?
– Скажи. Только без лишних пояснений. И ни слова обо мне.
– Тогда он не поверит. Сразу спросит, откуда я узнала.
Действительно. Какой же он болван!
– Поступим так. Пока Олегу ничего говорить не надо. Если спросит, где наркотики, скажи, что все забрала и сделала закладки. Он успокоится и от тебя отстанет, а потом… сам все узнает.
– Как?
– Когда придет время, ему расскажут.
Оля снова испугалась:
– Его точно не арестуют?
– Нет. Я же сказал. С ним просто побеседуют. И знаешь что? Пора тебе, Оля, взрослеть.
Наверное, не следовало лезть к ней с нравоучениями, но он не смог удержаться. Оля не обиделась. Кивнула печально, надела розовые кроссовки и побрела домой.
Алексей вложил рисунок в книгу и убрал ее в тумбочку.
С этим он разберется потом. Сначала завершит эпопею с любовниками и любовницами. Теперь он знает достаточно для того, чтобы довести дело до конца. Но сначала надо предупредить Полину.
Алексей набрал ее номер.
– Ты где? – тут же спросила она.
– Дома, – ответил он и удивился, что имеет в виду дедову сторожку.
– Прийти к тебе?
– Не надо. Лучше сделай так, чтобы меня пригласили на обед. Все равно есть местные сосиски невозможно.
– Противные, да?
– Ужас просто. И, кстати, сыр еще хуже.
– Понимаю, господин Округин, наша пища не для вас.
– Тебе смешно, а я третий день на сухом пайке!
– Ладно, не кручинься, Алешенька. Будет тебе еда! А еще какие поручения?
– Будем действовать по ситуации. Мне нужно переговорить с Натальей.
– Натальей? А она при чем?
– Давай не по телефону, ладно?
Полина молчала, и Алексей почувствовал ее напряжение.
– Полюшка, не волнуйся, прошу тебя, – сказал Округин и удивился, что впервые назвал ее так.
– Меня бабушка так называла – Полюшка-поле, – тихо ответила она. – Родители звали Полиной, сестра – Полькой.
И всхлипнула.
– Не плачь, любимая. Скоро все закончится.
– Ты не понимаешь… Я плачу именно из-за того, что скоро все закончится, и мы узнаем – один из нас убил человека… Что нам тогда делать? Как жить?
Если бы он знал ответ на этот вопрос…
После разговора с Полиной азарт, который Округин испытывал с самого утра, исчез. Размышляя о том, что будет с семьей Ольховских после того, как они узнают имя убийцы, он направился к леонардову мосту и, не дойдя до переправы, остановился, услышав всплески воды.
Допрос с пристрастием
В реке кто-то плавал. Округин присмотрелся, пытаясь определить, чья забубенная голова торчит в холоднющей августовской воде, и удивился, узнав Наталью.
Отлично. Видно, он все делает правильно, раз ему помогают.
Она плыла брассом, двигаясь красиво и технично. Доплыла до берега и, не сбавляя темпа, повернула обратно. Стоявшего против солнца Округина она не видела, и это дало ему возможность быстро сообразить, как воспользоваться нежданной встречей.
Наталья вышла, все еще держась к нему спиной, и взяла полотенце. У нее были развитые предплечья, ладная фигура, сильные ноги.
