Здесь впервые я увидел, как противник применил против наших танков противотанковые торпеды, которые запускались из окопов и управлялись по проводам. От удара торпеды танк разрывался на огромные куски металла, которые разлетались на 10–20 метров. Тяжело было нам смотреть на гибель танков, пока наша артиллерия не нанесла сильный огневой удар по танкам и окопам противника.
Все было ясно. Противник за ночь подтянул к опасному участку свои резервы. Мы опять натолкнулись на возросшее сопротивление. Прорыв к Барвенкову враг закрывал трупами, бросая в бой все силы, которые были в Донбассе, ибо взятие Барвенкова означало бы для него в сложившейся обстановке катастрофу.
Наши войска, действующие правее Юго-Западного фронта, подходили к Харькову, а левее успешно развивали наступление войска Южного фронта. Войска 5-й Ударной армии под командованием генерала Берзарина протаранили оборону противника на участке Куйбышево, Дмитриевка, продвинулись вперед, за ними устремились части 4-го гвардейского механизированного корпуса. Противник не знал, откуда брать резервы, как латать дыры.
«22 августа, — пишет Манштейн в своих мемуарах, — был явно днем кризиса. В Донбассе противник вновь атаковал нас. Хотя 6-я армия и смогла сдержать опасный прорыв противника, но ей не хватало сил вновь восстановить положение. На участке 1-й танковой армии новое крупное наступление противника было остановлено, но ее силы иссякли».
23 августа город Харьков был освобожден войсками Степного фронта при активном содействии войск Воронежского и Юго-Западного фронтов.
Несомненно, наше наступление, хотя оно и не нашло развития в глубину, сковало значительные силы противника и дало возможность достичь успеха войскам Степного и Воронежского фронтов. Могло случиться и иначе. Не перебросив дивизии из-под Харькова, противник мог приостановить наступление наших войск. Но тогда войска Юго-Западного фронта сражались бы с противником, лишенным резервов, тогда наши старания на барвенковском направлении увенчались бы успехом, и разгром немецких войск начался бы под Барвенковом, с выходом на Харьков и южнее в направлении на Запорожье.
В основном задачи Ставки на Северском Донце были решены. Мы лишили противника маневра, сковали его силы, притянули часть их на себя.
В августовских боях были созданы предпосылки не только для полного освобождения Донбасса, но и для дальнейшего освобождения всего юга страны.
Командующий группой армий «Юг» Манштейн срочно вылетел в Винницу, в бункер Гитлера. Он пишет:
«Совещание в ставке Гитлера состоялось 27 августа. Я поставил перед Гитлером ясную альтернативу: или быстро выделить нам новые силы, не менее 12 дивизий, а также заменить наши ослабленные части частями с других, спокойных участков фронта, или отдать Донбасс, чтобы высвободить силы на фронте группы…»
Выделить 12 свежих дивизий для группы армий «Юг» Гитлер в то время уже не имел возможности…
Запорожье, Никополь, Одесса
1
Выход войск Юго-Западного и Южного фронтов на рубеж Барвенково, Красноармейское, Волноваха предопределил судьбу гитлеровских войск в Донбассе. Наступательные операции Степного, Воронежского и Центрального фронтов лишали гитлеровское командование возможности оборонять Левобережную Украину.
15 сентября после длительных и бесплодных поисков выхода из надвигающейся катастрофы Манштейн отдал приказ об отводе основных сил армий «Юг» за Днепр, а на южном участке — за реку Молочная.
Линия по Днепру стала основой немецкого Восточного вала.
В какой-то мере фактическое положение вещей в этом названии отражалось. Днепр был удобен для создания прочной линии обороны.
Нам было важно знать: на что же надеются рядовые немецкой армии и ее средний офицерский состав после поражений под Сталинградом, Курском и Харьковом, на Миусе, на Северском Донце, в Донбассе?
Восточный вал — вот первое, что называли немецкие офицеры и солдаты как реальную надежду остановить наступление Красной армии. Рассказывалось даже о каких-то сверхсекретных сооружениях, непреодолимых ни для человека, ни для танка, ни для артиллерии.
Отступая на правый берег Днепра, отводя свои войска за Восточный вал, немецкое командование оставило на некоторых участках сильно укрепленные плацдармы на левом берегу Днепра как опорные пункты для возможного контрнаступления, а также как оборонительные рубежи, укрепрайоны, в которых, по их планам, могли быть перемолоты силы наших армий. Плацдарм, оставленный на левом берегу, прижатый к берегу реки, был для немецкого командования и некоторой гарантией стойкости войск.
Одним из таких плацдармов на левом берегу был город Запорожье. Он прикрывал и удерживал важный промышленный центр, был началом Восточного вала на левом берегу Днепра.
Поэтому наше командование ставило перед Юго-Западным фронтом задачу: не позднее 3 октября полностью очистить от противника занимаемый им запорожский плацдарм и выйти на этом участке к реке Днепр.
16 сентября Родион Яковлевич Малиновский объяснил мне, что 8-ю гвардейскую по приказу Ставки собираются перебросить на центральное направление. Г.К. Жуков настаивал на передаче 8-й армии в состав Степного фронта для поддержки крупных операций И.С. Конева. Однако Р.Я. Малиновский не хотел лишаться 8-й гвардейской армии и настоятельно просил Ставку оставить ее в составе войск Юго-Западного фронта. Он доказывал, что без 8-й гвардейской армии он лишится возможности овладеть запорожским плацдармом.
23 сентября штаб армии получил директиву штаба фронта сосредоточить армию в стыке 12-й и 3-й гвардейской армий, подготовленных к наступлению на запорожский плацдарм.
Мы должны были сменить часть войск 3-й гвардейской армии и 12-й армии на участке фронта по линии Вишневка, Вольнянка, Беккеровка, Ново-Степнянский.
Перед нами располагалась серьезная оборонительная линия. Создавалась она заранее и тщательно. Обратимся хотя бы к свидетельству Манштейна. Вот что он писал:
«Группа армий при приближении к Днепру в начале 1943 года по собственной инициативе приступила к укреплению плацдармов у Запорожья, Днепропетровска, Кременчуга и Киева, чтобы, по крайней мере, лишить противника возможности перерезать наши тыловые коммуникации у имевшихся там важных переправ через Днепр».
Мы продвигались к Днепру буквально по выжженной земле. Все села были сожжены, мосты и железнодорожные рельсы взорваны. Население угонялось за Днепр. Еще больше усилился террор фашистов.
Бывший старший инструктор политотдела 27-й гвардейской стрелковой дивизии, ныне полковник, Михаил Иванович Семиряга рассказал мне, что после освобождения города Червоноармейское местные жители сообщили о большой братской могиле, расположенной в парке.
Здесь гитлеровцы расстреляли несколько тысяч советских воинов, оказавшихся в окружении еще с марта 1943 года, и местных жителей, во дворах которых стояли советские танкисты. Наши саперы начали раскопку могил, чтобы с почестями перезахоронить героев. Во время раскопки здесь собрались оставшиеся в живых жители города и окрестных деревень. Мы оказались очевидцами тяжелой картины. По обрывкам одежды, по обуви многие узнавали своих близких и родных, бросались прямо в яму, целовали их. Тут же был устроен митинг, на котором воины поклялись еще крепче бить врага, чтобы быстрее изгнать его с советской земли.
