Вслед за группой Суханова подготовился к выступлению весь отряд Гурьянова. На всякий случай была приведена в боеготовность первая рота под командованием умелого и храброго Волгина. Своему заместителю — он из бывших офицеров царской армии — я поручил поднять полк до рассвета и быть готовым начать наступление. Сигнал атаки: стрельба в расположении противника. Ракет тогда у нас не было, радиостанций — и подавно.
Лунная ночь. Мы двигались от одного маяка к другому. Впереди шли конные — около 40 сабель, за ними — рота Волгина. К часу ночи мы вышли на рубеж озера Чистое, где встретил нас Суханов. Он доложил, что за развилкой дорог на Лопатки и Сухмень в небольшой роще горят костры, — по-видимому, там стоят обозы противника.
Я решил: Гурьянову с двадцатью конными и с одним пулеметом выйти на развилку дорог; роте Волгина подойти незаметно к роще и постараться без выстрелов расправиться с врагом. Один пулемет и двадцать конников остались со мной в резерве.
Около 2 часов ночи оба отряда двинулись вперед. Часам к четырем стала видна роща. В ней — тлеющие три костра. Волгин выделил на каждый костер по взводу — подползти скрытно и захватить людей в плен без выстрела.
Луна подходила к горизонту, тени стали длиннее, а свет костров ярче. В роще действительно находился полковой обоз первого разряда, два снарядных ящика, три кухни, три санитарные двуколки, двадцать подвод и около ста солдат с двумя офицерами, один из них врач. Весь этот лесной гарнизон был взят в плен ротой Волгина без особых затруднений и без потерь.
Тотчас же Волгин доложил мне, что среди пленных есть два артиллериста с телефонами и проводами.
— Приведите их ко мне.
Привели двух томских парней. Оба были уже без погон.
— Почему поторопились сорвать погоны? — спросил я их.
— Нас мобилизовали насильно. Надоело воевать против своих же русских.
— Зачем протянули провод сюда, в рощу?
Один из них ответил:
— Точно не знаю, но слышал от своего командира, что к рассвету на опушку леса придут два орудия и станут на позиции.
Мне стало ясно: отряд вышел на артиллерийские позиции. С минуты на минуту сюда прибудут орудия, поэтому надо подготовить им встречу.
Всех пленных отвели на восточную опушку. Волгина нарядили в офицерскую шинель. Он вышел с пленными телефонистами на опушку леса. Его рота развернулась там же, а конные стали на флангах.
Наступил рассвет. Из села Батырево потянулись обозы. Обгоняя их, двигались две шестерки с орудиями и артиллерийской прислугой. Они неслись прямо к роще, занятой нами. Откровенно говоря, у меня забилось сердце: какая будет развязка?
Волгин и пленные телефонисты, все в погонах, начали махать руками, указывая, как развернуться орудиям. Ехавший впереди батареи офицер сделал полувольт направо и повел орудия вдоль опушки. Этого и ждал Волгин. По его свистку поднялись наши стрелки:
— Стой!
Артиллеристы покорно остановились. Лишь офицер, поняв, что попал в засаду, повернул коня и поскакал обратно. За ним выскочили Яков Якупов и Яков Бердников. Они старались обойти его с двух сторон. Послышались выстрелы — офицер отстреливался из нагана. После седьмого выстрела, когда наган был уже разряжен, Якупов ударил его обухом сабли по голове. Но переусердствовал. Офицер свалился мертвым.
Прихватив с собой коня, оружие, шинель с погонами поручика и документы, разведчики вернулись ко мне.
По документам было видно, что батарея входила в состав артиллерийского дивизиона 11-й пехотной дивизии. Западнее села Батырево послышалась ружейно-пулеметная стрельба, затем орудийные выстрелы. Это было от нас далеко, километрах в пяти. Мы поняли, что наш полк перешел в наступление. Мы решили ему помочь.
Собрав пленных артиллеристов возле орудий, я сказал:
— Вы до сих пор служили адмиралу Колчаку и контрреволюции, теперь послужите русскому трудовому народу, революции. Поставьте пушки, наведите на село, на штаб своего полка и будьте готовы открыть огонь по своим белогвардейским офицерам…
Орудия подготовили быстро. Тут мне пригодились знания по артиллерии, которые я получил на курсах Красной армии. От рощи на запад, до Батырева, местность была ровная, как стол. Можно вести огонь прямой наводкой обыкновенными снарядами, а затем, когда пехота противника появится восточнее села, перейти на шрапнель.
Так и было сделано.
Сначала орудия послали десяток снарядов в район церкви, где, по данным пленных, находился наблюдательный пункт полка. Вскоре зазуммерил полевой телефон, связывающий наблюдательный пункт батареи в селе с огневой позицией.
Меня позвали к телефону. В трубке послышалась ругань:
— Почему стреляете по нашему командно-наблюдательному пункту? Позовите поручика…
— Значит, снаряды легли хорошо, спасибо за корректировку, — ответил я. — Получай дополнительную порцию! — И тут же приказал открыть беглый огонь.
Через несколько минут из села двинулись обозы и показалась отступающая цепь белогвардейцев. Наши конники бросились им наперехват, заворачивая их в рощу. Гурьянов с десятком кавалеристов поскакал к пехотинцам противника с требованием сложить оружие. Те подняли руки, а кто не сдавался и отстреливался — их уничтожали сами же белогвардейские солдаты.
44-й полк белых, оказавшись между двух огней — с тыла и фронта, был полностью разгромлен. Мы захватили около 600 пленных, в том числе восемь офицеров, две трехдюймовые пушки, семь пулеметов и много другого имущества. Командир полка и его адъютант не сдавались, отстреливались из револьверов до последнего патрона. Наши кавалеристы догнали и зарубили их.
Закончив эту операцию, полк двинулся на Лопатки.
Темп нашего наступления нарастал с каждым днем. Полки и дивизии Колчака таяли, как воск.
Мы стали свидетелями такого таяния и казачьих частей Колчака, которые летом и осенью прятались в лесных массивах и внезапно нападали на нас. Во второй половине октября наступили морозы, пошел снег. Прятаться стало негде: леса сбросили лиственный покров, следы отчетливо выделялись на снегу. Научившись бить пехоту врага, мы теперь нашли ключ и для борьбы с конницей.
В нашем полку было создано несколько легких отрядов на санях — взвод или рота с двумя пулеметами и 15–20 человек конницы. Эти отряды, не теряя зрительной связи с другими подразделениями полка, прочесывали местность на широком фронте. Обнаружив конницу противника в лесу, они окружили и расстреливали ее огнем из пулеметов. Если встречались с крупными силами, то заходили им во фланг или в тыл, дожидались подхода главных сил и совместными усилиями уничтожали врага.
Когда же наши войска подошли к реке Ишим, то выяснилось, что казаки, не желая дальше отступать от своих полей и хат, покидают Колчака. Они прячутся в стогах. Здесь наши разведчики уже не проходили мимо стогов или копен хлеба, не прощупав их пиками или саблями. Нередко обнаруживали людей с оружием и седлами, в которых ощущалась острая нужда.
