Есть завещание Гитлера, в котором он перед смертью исключил из партии Геринга и Гиммлера…
Есть такое завещание. Я первый получил этот документ из рук начальника штаба сухопутных войск генерала Кребса, держал в руках последнее письмо за подписью Геббельса и Бормана. Но я, получив устные и письменные сообщения о смерти Гитлера, не верил в его смерть, пока наши воины не увидели его обгоревший труп во дворе имперской канцелярии. По словам Кребса и по письму Геббельса и Бормана, Гитлер покончил с собой 30 апреля, тут же был завернут в ковер, облит бензином и сожжен. Об этом также пишет шофер и адъютант Гитлера подполковник Кемпка в своей книге «Я сжег Адольфа Гитлера».
Долгое время ставились под сомнения показания Э. Кемпка о гибели Бормана под гусеницами танка, когда группа фашистов пыталась прорваться на запад. После войны в различных печатных изданиях не раз появлялись сообщения, что Борман уцелел, что он сделал пластическую операцию и скрывается где-то в Южной Америке… Теперь точно установлено, что Борман был убит во время прорыва его группы в сторону Потсдама, и несколько лет назад его труп был найден и опознан военными экспертами.
2
25 апреля 1945 года начался заключительный штурм столицы Третьего рейха.
Еще до его начала Берлин был разрушен американской и английской авиацией.
Мы понимали, что там, в центре Берлина, зарылись в каменные руины не просто солдаты, что там сосредоточились фашистские маньяки, преступники, которые обагрили свои руки невинной кровью. Им было безразлично, где умирать, в Берлине под пулями советских войск или со скамьи подсудимых идти на смертную казнь. Фанатиков, связавших насмерть свою жизнь с фашистским режимом, было тогда в Германии еще достаточно. Железнодорожные вокзалы, каменные дома, 113 станций метро, десятки железобетонных оборонительных сооружений были насыщены оружием всех систем.
В ночь перед штурмом я побывал на огневых позициях артиллеристов. Они готовились к открытию огня по Берлину, и мне хотелось посмотреть результаты пристрелки и просто оставить в своей памяти первый выстрел последнего нашего удара по Третьему рейху. На батарею тяжелых орудий меня провел командующий артиллерией армии генерал-лейтенант Пожарский.
Низко плыли черные лохматые тучи. Шел небольшой дождь. Земля, казалось, дремала, изредка вздрагивая от далеких взрывов.
Батарея расположилась на лужайке возле леса. Артиллеристы развернули тяжелые пушки и ожидали команды. Стволы орудий наведены на Берлин. Батарейцы стояли под дождем у лафетов пушек и всматривались вперед, словно сквозь пелену дождя можно было разглядеть тех, кто зажег пожар этой войны. На груди у батарейцев медали «За оборону Сталинграда».
Вот стоят лучшие наводчики младшие сержанты Куприян Кучеренко и Дмитрий Лапшин — парторг и комсорг батареи. Стоит у орудия командир расчета кавалер ордена Красной Звезды и Славы III степени сержант Иван Тарасов… О чем мог думать сейчас этот человек, у которого гитлеровцы убили родного брата?
Все готово к стрельбе.
— По укреплениям проклятого Берлина — огонь!
Тяжелые снаряды полетели, со свистом разрезая воздух. Трасса проложена!
Утром я поднялся на свой наблюдательный пункт. Он находился в большом пятиэтажном доме вблизи аэродрома Иоганнисталь. Из угловой комнаты со щербатым проломом в стене был виден Берлин, точнее, его южная и юго-восточная части. Весь город охватить взглядом невозможно, он раскинулся по обе стороны Шпрее на несколько десятков километров. Крыши, крыши, нет им конца, тут и там провалы — следы фугасных бомб. Вдали заводские трубы, шпили кирх. Парки и скверы, уже одетые молодой листвой, издали кажутся очажками зеленого пламени. Вдоль улиц стелется утренний туман, смешанный с неосевшей пылью после ночного артиллерийского налета. Местами туман перемежается с черными полосами густого дыма. А где-то в центре поднимались к небу желтые взлохмаченные султаны взрывов — тяжелые бомбардировщики уже начали обработку главных объектов предстоящей атаки.
И вдруг под ногами дрогнул и закачался пол. Тысячи орудий возвестили начало штурма.
Я смотрю сквозь пролом в стене и вижу: вон городские оборонительные обводы, построенные вдоль каналов Тельтов, Хафель, Тегель, по железнодорожным путям, огибающим центр города. Здесь что ни дом — то крепость. А там, где поднимаются стены старого Берлина, проходит самый мощный оборонительный рубеж нацистов. Канал Ландвер и крутая дуга Шпрее с высокими бетонированными берегами прикрывают все правительственные учреждения, в том числе имперскую канцелярию и рейхстаг.
С наблюдательного пункта мне видно, какая мощь огня обрушилась на вражеские позиции. Рушатся стены домов с окнами, превращенными в амбразуры, взлетают на воздух завалы и баррикады, перегородившие улицы. Бессмысленно умирают тысячи немцев, которым Гитлер вручил оружие и заставил идти под губительный огонь, на смерть.
25 апреля 8-я гвардейская армия повела наступление на центр Берлина с юга. Войска перестроились в штурмовые группы и штурмовые отряды. В состав этих подразделений включились танки, орудия всех калибров, вплоть до большой мощности, саперные и минометные подразделения. Тем штурмовым группам и отрядам, которым предстояло преодолевать водные препятствия, придавались переправочные средства. Шаг за шагом гвардейцы овладевали все новыми кварталами фашистской столицы.
Наступление шло беспрерывно днем и ночью, без передышек — в этом, собственно, главный смысл штурма. Мы двигались к Тиргартену вдоль Ландвер-канала. Если посмотреть на карту, то будет видно, что полоса наступления армии постепенно сужается и к центру Берлина напоминает остро заточенную пику. Все войска, окружавшие Берлин, а именно: 2-я гвардейская танковая, 3-я и 5-я Ударные, 8-я гвардейская, армия 1-го Белорусского фронта, принимавшие непосредственное участие в штурме, имели такие конусные полосы наступления — они наносили концентрический удар. В полосе наступления 8-й гвардейской наступали также части 1-й гвардейской танковой армии Катукова.
Теперь мы уже выработали тактику применения крупных танковых частей в городском бою. Сначала танки двигались по улицам города колоннами. Это приводило только к отрицательным результатам. Танковые колонны, растянувшись вдоль улиц, создавали заторы, загорались как факелы под фаустпатронами. Воспламенится головной танк — и остальным некуда деваться: подставляй бок под удар фаустпатрона и гори… Поэтому в первый же день штурма наши танкисты перестроили боевые порядки. Они установили тесное взаимодействие с пехотинцами, артиллеристами, саперами. В результате потери бронированных машин сократились до минимума, и славные гвардейцы генерала Катукова закончили свой победный путь в Тиргартене, в центре Берлина. Танкистов и пехотинцев соединило настоящее боевое братство.
Бой в городе, да еще в таком крупном, как Берлин, значительно сложнее боя в полевых условиях. Влияние штабов и командиров крупных соединений на ход боевых действий здесь значительно меньше. И поэтому очень многое зависит от инициативы младших командиров подразделений и каждого рядового. Городской бой развивается по своим законам, которые необходимо постоянно иметь в виду.
