— Мы настаиваем на общем требовании — нашем и союзников: безоговорочная капитуляция.
Теперь Кребс уже возражает с раздражением:
— Полная и действительная капитуляция может быть решена легальным правительством. Если у Геббельса не будет договоренности с вами, то что получится? Вы должны легальное правительство предпочесть правительству предателя Гиммлера. Вопрос войны уже предрешен. Результаты должны решаться с правительством, указанным фюрером…
— Объявите волю вашего фюрера войскам, — подсказал я.
Кребс, волнуясь, уже почти кричит по-русски:
— Изменник и предатель Гиммлер может уничтожить членов нового правительства!
Какой страх! Мне становится смешно. Они думают только о своей шкуре.
Хорошо бы сейчас на воздух. Там ласково светит весеннее солнце. А мы сидим усталые. Немцы тихо совещаются друг с другом.
Приехал генерал Соколовский. Я докладываю ему о ходе переговоров. Выслушав меня, Соколовский начинает сам спрашивать Кребса. Воспроизвожу их диалог:
С о к о л о в с к и й (Кребсу). Когда вы объявите о Гитлере и Гиммлере?
К р е б с. Тогда, когда мы придем к соглашению с вами о новом правительстве.
С о к о л о в с к и й. Командующий фронтом считает, что сначала надо объявить Гиммлера изменником, чтобы помешать его планам.
К р е б с (оживляясь). Очень умный совет. Это можно сейчас же сделать. Конечно, с разрешения доктора Геббельса. Я снова прошу послать к нему моего адъютанта.
— Надо передать Геббельсу, что до капитуляции не может быть нового правительства, — говорю я.
К р е б с. Сделаем паузу. Создадим правительство…
— После полной капитуляции.
К р е б с. Нет.
С о к о л о в с к и й. У вас есть Геббельс и другие — и вы сможете объявить капитуляцию.
К р е б с. Только с разрешения Дёница, а он вне Берлина. Мы могли бы послать Бормана к Дёницу, как только объявим паузу. У меня нет ни самолета, ни радио.
Атмосфера накаляется.
— Сложите оружие, тогда будем говорить о дальнейшем.
К р е б с. Нет, это невозможно. Мы просим перемирия в Берлине.
— У вас есть коды, шифры и так далее? — спрашиваю я.
К р е б с. Они у Гиммлера… — Мы с Соколовским невольно переглядываемся. — Если вы разрешите паузу, мы придем к соглашению…
— Только на основе капитуляции, после которой Дёниц сможет прийти к нам, как это сделали вы.
К р е б с. Надо Дёница вызвать сюда, пропустите его.
С о к о л о в с к и й. Капитулируйте — и мы пропустим его немедленно.
К р е б с. Я не полномочен это решить…
— Немедленно капитулируйте, тогда мы организуем поездку Дёница сюда.
К р е б с. Сначала связь с Дёницем, потом капитуляция. Я не могу без Дёница капитулировать. (Подумав.) Но я все же мог бы спросить об этом Геббельса, если вы отправите к нему полковника. (Показывает на своего адъютанта.)
С о к о л о в с к и й. Итак, мы пришли к следующему: немецкий полковник идет к доктору Геббельсу узнать, согласен ли тот на немедленную капитуляцию.
К р е б с (прерывая). Будет ли перемирие или до перемирия Геббельс должен согласиться на капитуляцию?
С о к о л о в с к и й. Мы не разрешим запрашивать Геббельса о перемирии.
К р е б с (снова упирается). Без Дёница ни я, ни Геббельс не можем допустить капитуляцию.
— Тогда вы не создадите правительство.
К р е б с. Нет, надо создать правительство. Потом решить вопрос о капитуляции.
Соколовский выходит в соседнюю комнату, звонит командующему фронтом и докладывает:
— Кребс настаивает на своем, говорит, что без согласия Дёница капитулировать они не могут, а Дёниц якобы ничего не знает о событиях. Кребс просит сообщить ему обо всем, тогда будто бы последует решение. Просит также послать адъютанта к Геббельсу, а потом, возможно, послать человека к Дёницу. Машиной в Мекленбург и обратно — более четырехсот километров. Предлагает послать туда и нашего офицера: Дёниц может ждать его на линии фронта. Все это — большая затяжка времени. Мы пока разрешаем послать человека только к Геббельсу.
Получив указание Жукова, возвращаемся к Кребсу.
К р е б с. Можно мне на минуту выйти?
— Пожалуйста.
Кребс и адъютант вышли. Скоро они вернулись.
Адъютант Кребса уходит к Геббельсу. Я звоню начальнику штаба и приказываю обеспечить переход полковника и одновременно связать наш батальон на переднем крае с немецким батальоном и таким образом дать Геббельсу связь с нами.
— Правительство Германии должно быть авторитетным, — вдруг заявил Кребс.
— А вы считаете, что при полном поражении Германии авторитет Гитлера сохранится?
— Вы видите наши страдания, — печально вымолвил Кребс. — Может быть, авторитет фюрера несколько стал меньше, но он еще велик. Его мероприятия никогда не смогут измениться. Новые люди, новые правительства будут основываться на авторитете Гитлера.
Какой-то фанатик. Говорит серьезно. И внешность солидная: на мундире — генеральские красные петлицы с золотом, узкие погоны, ленточка зимы 1941 года, ордена, Железный крест…
— Может быть, база будет шире, демократичней, — продолжает он. — Я это допускаю. Но мы хотим сохранить себя. И если Англия и Франция будут нам диктовать формулы капиталистического строя — нам будет плохо…
С о к о л о в с к и й. Мы не хотим уничтожать немецкий народ, но фашизма не допустим. Мы не собираемся убивать членов национал-социалистской партии, но распустить эту организацию надо. Новое германское правительство должно быть создано на новой базе.
К р е б с. Я думаю, уверен, что есть только один вождь, который не хочет уничтожения Германии. Это — Сталин. Он говорил, что Советский Союз невозможно уничтожить и также нельзя уничтожить Германию. Это нам ясно, но мы боимся англо-американских планов уничтожения Германии. Если они будут свободны в отношении нас — это ужасно…
— А Гиммлер?
К р е б с. Разрешите говорить прямо? Гиммлер думает, что германские войска еще могут быть силой против Востока. Он доложил об этом вашим союзникам. Нам ясно это, совершенно ясно!..
— Тогда, господин генерал, мне окончательно непонятно ваше упорство. Бои в Берлине — это лишняя трата крови.
К р е б с. Клаузевиц говорил, что позорная капитуляция — худшее, а смерть в бою — лучшее. Гитлер покончил с собой, чтобы сохранить уважение немецкого народа…
Логика самоубийц. Мы расспрашиваем генерала о подробностях самоубийства Гитлера.
К р е б с. Было несколько свидетелей: Геббельс, Борман и я. Согласно завещанию труп облили бензином и сожгли… Перед смертью фюрер попрощался с нами, предупредил нас. Мы отговаривали его, но он настаивал на своем. Мы советовали ему прорваться на Запад…