В этот же день в стыке дивизий Батюка и Родимцева батальон гитлеровцев, переодетых в красноармейскую форму, прорвался через наши боевые порядки к оврагу Крутой и устремился к Волге. Контратакой резервных рот дивизии Батюка отряд головорезов был полностью истреблен. Коварный прием врага не удался.
Командный пункт армии расположился, как уже говорилось, около нефтяных баков, чуть ниже большого открытого хранилища мазута. 2 октября фашисты, вероятно узнав, где наш командный пункт, нанесли по нему сильный артиллерийский и авиационный удар. Фугасные бомбы разворотили весь берег, разрушили баки, которые были полны нефти, и пылающая масса хлынула через наши блиндажи к Волге. Командный пункт оказался в море огня.
Достигнув берега Волги, горящая нефть хлынула на баржи и на бревна, прибитые к берегу перед командным пунктом. Огненные потоки с баржами и бревнами поплыли вниз со течению. Казалось, сама Волга вспыхнула и огонь, злорадствуя, бушует на ее стремнинах.
Провода связи были сожжены. Связь можно было поддерживать только по радио, но и оно работало с перебоями. Мы попали в плен огненной стихии, которая наступала на нас со всех сторон.
Начальник штаба Николай Иванович Крылов подал команду:
— Никому никуда не уходить! Все за работу в уцелевшие блиндажи!.. Восстановить с войсками связь и держать ее по радио!
Потом, подойдя ко мне, он шепотом спросил:
— Как, выдержим?
Я ему ответил:
— Выдержим! — и закончил его же словами: — А в случае необходимости будем прочищать свои пистолеты.
— Добро, — сказал он.
Скажу откровенно, что в начале пожара, выскочив из блиндажа, я был ослеплен, растерялся. Но громкая команда генерала Н.И. Крылова для всех, в том числе и для меня, была как «ура» во время атаки, толчком к дальнейшему действию. Окруженные огнем, мы остались на месте и тем самым сохранили управление войсками.
Пожар длился несколько суток, но подготовленного запасного командного пункта армии у нас не было — все части, в том числе и саперные, были в бою, поэтому пришлось работать пока в уцелевших блиндажах, щелях, ямах под обстрелом.
Меня и генерала Крылова то и дело срочно вызывал на переговоры к рации начальник штаба фронта генерал Г.Ф. Захаров. Он требовал уточнить обстановку на фронте, которую мы сами не всегда точно знали, не всегда знали ее и штабы дивизий, и все из-за того, что связь все время рвалась, выходила из строя.
Разговаривать по радио, процеживать слова по коду скрытого управления, когда над головой летят бомбы и снаряды, было делом невеселым, да и нелегким. Нередки были случаи, когда обеспечивающие радиопереговоры связисты погибали с микрофоном в руках.
— Где вы находитесь? — то и дело запрашивали из штаба фронта.
Мы это понимали так: командование фронта хотело убедиться, живы ли мы и существует ли еще управление войсками в городе.
Не договариваясь, мы с Крыловым отвечали одно и то же:
— Сидим там, где больше всего огня и дыма.
3
Рассвет 3 октября начался новыми атаками противника.
Дивизия Гуртьева до 18 часов сдерживала наступление немцев, но к исходу дня, будучи охвачена с обоих флангов, отошла за железную дорогу, что южнее Нижнеудинской улицы, и левым флангом на Винницкую улицу. Командир одного из полков, майор Маркелов, был тяжело ранен.
Дивизия Смехотворова весь день вела бои за бани и фабрику-кухню. Бани несколько раз переходили из рук в руки и все же остались за нами. В полках дивизии насчитывалось до 200–250 штыков.
Там, в районе бань, был найден пятилетний мальчик Гена. Он выполз из развалин, уцелев каким-то чудом. Его приютил и полюбил, как сына, полковник Г.И. Витков. Все мы также полюбили малыша. Он знал всех офицеров и генералов штаба армии и каждого называл по имени и отчеству. Он прошел с полковником Витковым до Берлина. А теперь Геннадий инженер, работает на Украине.
Дивизия Гуртьева отбила все атаки немцев на завод «Красный Октябрь». Дивизии Горишного, Батюка и Родимцева закрепляли свои позиции, отражая атаки противника на левом крыле армии.
Ход боев показывал, что противник решил во что бы то ни стало пробиться к Волге и, захватив основные заводы, оттуда развить наступление вдоль Волги на юг. Его силы на этом направлении все время наращивались, и к 4 октября было установлено, что от реки Мокрая Мечетка до высоты 107,5, на фронте около пяти километров, действуют пять дивизий — три пехотные и две танковые — и многие части усиления. Около 40 саперных батальонов были переброшены с других участков советско-германского фронта, в том числе и из самой Германии. Бои в районе Орловки должны были не только ликвидировать орловский выступ, но и отвлечь наше внимание от главного удара, готовившегося на заводы. В этой обстановке было решено дивизию Жолудева поставить на оборону Тракторного завода.
Заняв рубеж, полки 37-й дивизии с утра 5-го сразу же вступили в бой с пехотой и танками противника, прорвавшимися через боевые порядки дивизий Гуртьева и Ермолкина.
Армия нуждалась в передышке хотя бы на один день. Нужно было привести в порядок части, подтянуть артиллерию и подвести боеприпасы, влить в части пополнение, чтобы в дальнейшем частными контратаками выбить захватчиков из поселков Тракторного завода и Баррикады. Командующий фронтом требовал начать контратаку с утра 5 октября. Но сделать это армия была не в состоянии: у нас кончались боеприпасы, с переправой их через Волгу положение все более осложнялось.
В ночь на 4 октября начала было переправу на правый берег 84-я танковая бригада полковника Д.Н. Белого. Но переправиться смогли только легкие танки, которые тут же ставились в боевые порядки дивизий Жолудева и Гуртьева. Они использовались как огневые точки, ибо бросать их в контратаки против немецких танков было бессмысленно.
5 октября только в заводских районах города было зарегистрировано около 2000 самолето-вылетов противника. С рассветом всякое движение войск замирало. Раненый боец не покидал своей щели или окопа до наступления темноты и только в темноте полз к берегу Волги, к пунктам эвакуации.
Вечером с левого берега Волги вернулся член Военного совета Гуров. Он успел там попариться в бане и сменить белье. Зная, что я тоже больше месяца не мылся, он стал уговаривать меня съездить за Волгу. Соблазн был очень велик, но я отказался. Что подумают бойцы армии, увидя командарма в такой тяжелый момент переплывающим на левый берег?
В этот же вечер к нам прибыл заместитель командующего фронтом генерал Филипп Иванович Голиков. К его приезду на командном пункте стало немножко поспокойнее. Нефть уже догорела, хотя бассейн с мазутом над нашими блиндажами продолжал дымить. Хуже было со связью. Она по-прежнему рвалась от бомб и снарядов врага. Вероятно, фашистские артиллеристы и минометчики, точно установив, где находится наш командный пункт, вели по нему прицельный огонь. Мины разрывались у самого входа в мой блиндаж. Число раненых и убитых на командном пункте увеличивалось с каждым часом. Проще говоря, оставлять командный пункт на этом месте было уже невозможно. Посмотрев на эту картину, Ф.И. Голиков, пробывший у нас около суток, посоветовал перейти на новое место.
