Вот это трехочковый! Вот это старик дает! Настоящий бык-осеминитель!
Алиса, приготовь гранаты, пожалуйста. У нас убийство царя на носу.
22. Только свистни, он появится
Убийство убийством, а обед по расписанию.
Я много чего себе накрутил в голове. Подготовился к революции, к восстанию, к партизанским действиям с ружьем наперевес. Но мы со Святошей просто … работаем.
Именно так. Не шпионим по углам, ни бежим клепать доносы на подозрительного принца с проворными сперматозоидами.
Нет.
Мы едем по очередному адресу вытягивать из очередной клоаки очередного незваного постояльца.
И как назло клоакой оказывается мой собственный муж.
И угораздило же Богомола из всей кучи запросов выбрать именно этот!
Или он специально?
– Ты же специально? – подозреваю я теперь всех и постоянно. В этой испещренной чудесами местности стоит быть осторожнее.
Кто знает, чья великая фантазия воплотится сегодня в жизнь. А вдруг это будет Лавкрафт?
Свят, свят, свят.
Богомол смотрит подозрительно, и я торопливо перестаю креститься.
– Мне показалось, вас заинтересует данный случай, – холодно отвечает напарник.
Ух, ты ж, заботливый какой! Прям, мать Тереза! Отец всех Терез, просто.
– Могу продолжать?
– Валяй.
– Эдмонд Мелтон избил своего конкурента по строительству восточной железной дороги. Бывает, конечно, – изучает мое безразличное лицо Святоша. – Но он ему кусок носа откусил.
Да пусть хоть всего сожрет, мне-то какое дело?!
Мы мчим на всех парах к моему безумному муженьку. И меня это безумно бесит.
Разве нам не положен отпуск? Или хотя бы парочка дней передышки? Понимаю, Богомол – насекомое трудолюбивое. Но я-то нормальный человек!
– Он избил Изамбарда Брюнеля.
– Мужа красоточки? – какой тесный город. Куда ни плюнь, кругом знакомые.
Левый мизинец прямо печет от боли. Мозг сейчас там. Анализирует присутствие отсутствующего.
Преподобный перехватывает мою левую руку и пожимает. С таким видом, будто все будет хорошо.
Нихрена хорошо не будет!
Замечаю, что руки у меня дрожат.
– Мы не поедем к ним, – сообщает Константин.
А не мог меня вообще дома оставить?
Тут мы останавливаемся в общем-то у моего дома.
Мне срочно надо почесать копчик, и подтянуть чулки. Не смотри так, Преподобный. Это магия. Магия похуизма. Еще немного и я отпущу ситуацию. Как делал это множество раз в своей жизни.
Дверь открывает пациент собственной персоной. На швейцара он, видимо, еще не накопил.
– Богомол знакомься – это Мумия. Мумия не смей есть Богомола, – представляю мужиков друг другу, игнорирую возмущение и красные уши Святоши и протискиваюсь в помещение.
В доме Литиции много места. Он новый, в нескольких комнатах отсутствуют обои и мебель.
Эдмонд Мелтон ползает за моим телом, не отлипая.
Константин застывает в первой же комнате, и мне приходится туда вернуться после изучения дислокации.
– И почему же это сделали? – нравится мне все-таки, как Преподобный ведет допрос. У него лицо вроде спокойное. А по глазам видно, дернешься – и разотрёт мордой по полу. Потом перекрестит и скажет, что это тебе во благо.
– Могу я поговорить с женой наедине? – Эдмонд Мелтон выше и тоньше Богомола. Он похож на шест, подпирающий потолок. Он из тех редких людей, которым в метро приходится нагибаться, чтобы зайти в электричку. А в машине его коленки всегда будут егозить по ушам.
– Бывшей женой, – поправляю я.
– Перед Богом, мы вместе, – как-то скорбно говорит он.
– В каком это месте?! – уточняю, прикидывая, можно ли будет его избить во время сеанса экзорцизма. Уж очень хочется.
Константин молчит, мимикрируя под деталь интерьера.
Но молчит недолго. Пациент подлетает к нему и неожиданно бьет по лицу. Ладонью. Кажется, это называется «пощечина»:
– Я все понял. Ты мне с ним изменяешь! – пробиваются в крике истерические нотки.
– С чего такие выводы? – удивляемся на пару с Преподобным.
Мой напарник морщится. Трет щеку. А я язвительно добавляю:
– Поплачь еще! Может, вспомнишь, почему я тебя чуть не прибил?
– Это был несчастный случай, – отвечает Эдмонд Мелтон.
– Такой, что меня в психушку запихали?
– В монастырь, – влезает со своей никому не нужной информацией Богомол.
Мумия тянет ко мне свои высушенные культяпки:
– Ты должна простить меня и уйти со мной.
– Рука тебе твоя должна, – отбиваю обе конечности. – А мне пох…
Он прыгает без подготовки. Быстро, резко и на меня. Будто у него пружины вместо ног.
Увернуться я не успеваю, и растягиваюсь под ним на полу. В позе придушенной Дездемоны. Достойный финал недостойной мыльной оперы.
Что за высушенный Тутанхамон!?
Задушить меня не успевают. Константин скручивает пациента в комочек и связывает веревкой, которую всегда таскает с собой в бездонном саквояже.
Такой предусмотрительный.
– Зависть, – шепчет Преподобный себе под нос.
– Кому завидует? – я встаю, поправляю одежду и тру шею.
– Кажется всем. Изамбарду Брюнелю – из-за того, что патент на строительство ему, скорее всего, достанется. Мне – из-за близости с вами. Вам – из-за близости к Богу.
– Нашел предмет для зависти, – умозаключения Богомола удивляют своей заковыристостью. Я все еще не догоняю.
– Вы недооцениваете себя, сестра Литиция. И очень похудели.
– Я Бога имел в виду. Погоди, ты хочешь сказать, что я хорошенький? – и даже замахиваюсь в ответ на комплимент.
– Я хотел сказать, что вам отдохнуть необходимо, – заявляет Богомол донельзя довольный своей провокацией. Даже лапки от радости потирает.
Но отомстить мне не дает.
Перетаскивает пациента в спальню, безошибочно находя нужную комнату. И готовится к сеансу демоноизгнания.
И, несмотря на подозрение, что Мумия действовал агрессивно в силу своего же характера, я помогаю.
Уж очень хочется над ним поиздеваться.
Выбирает Преподобный псалом № 36.
И мне катастрофически хочется поесть мяса. Потому что под этот псалом отлично жарится шашлык, и он бесконечно долгий.
