– Да какая разница! Лечи, давай!
В бешенстве выдергиваю руки. Это мы тут три дня просто так, выходит, извращались?!
– Как? Мы все перепробовали. Остается только молиться. Вы в порядке.
Брат, не надо так. Я Живой пока! Ты же обещал!
– В порядке?! Да я ОДЕРЖИМЫЙ!
– Нет.
– Еще какой!
Ты просто размеров моей неадекватности пока не знаешь! Но это поправимо. На что только не пойдешь ради счастливого светлого прошлого.
– Сестра Литиция, вы не совсем здоровы, – с каменным лицом говорит Святоша. – Но точно одержимы не демоном.
– Да что ты, Костик! Я сейчас тебе докажу кем и как одержим! – прижимаю главного мракоборца к стене и беспощадно засасываю. Как последнюю в своей жизни шлюху. Пусть только попробует сказать, что во мне нет демонов после этого!
Костик отпихивает меня почти сразу. Краснота ползет от его шеи к ушам, потом в центр и зажигает фонарик на кончике носа.
– Сестра, я спасу вас даже ценой собственной жизни! – шепчет Преподобный. Тихо, запальчиво, с придыханием.
Черт, лучше б я ему «Рамштайн» продекламировал. Но в мозг только «Красная плесень» рвется. А Святоша может и не понять русского юмора.
Он целует меня в лоб.
За что и получает по голове.
Это красная карточка, мужик.
– Ты чего? – возмущение мое не имеет пределов.
– Извините, это не повториться, – быстро щебечет Константин, сменяя окрас лица на бледно-голубой.
– Кто тут еще одержим! – демонстративно вытираю губы, лоб и на всякий случай нос и щёки. Ох уж эти монахи и монашки! Чуяло моё многострадальное Эго, нельзя ему верить!
– Мне стоит удалиться.
Преподобный изображает поклон. Голос его строгий, как у судебного председателя. Будто тут не он, а я накосячил сверх допустимого.
– Вали давай! Избавитель разноцветный!
– Что? – застывает гость в дверях.
Вот они трудности перевода.
– Радугой от тебя воняет, вот что!
– Спасибо за комплимент. Хоть и не понятный, – уши у него опять краснеют.
– Слышь, помидор, еще раз твою рожу увижу… – дальше идет родной матерный.
– Сестра, а вы точно сейчас на английском…
– ПОШЕЛ дорогой своей прямо в Ж*ПУ! И не сворачивай!!! – выпихиваю его в коридор. И подпираю дверь кроватью.
Подумать только, я с этим убогим три ночи наедине провел! Ужас!
5. Если есть на свете ад, это тут
Длится третья неделя моего заключения в монастыре.
Да. ТРИ НЕДЕЛИ! Знаю, из комы быстрее выходят!
Я ставлю насечки на стене и зачеркиваю. Как граф Монте-Кристо. Только вместо сокровищ у меня – черная сырая ненависть.
Именно так должен выглядеть ад для нормального мужика.
Чистилище – это вам не кипящая сера и черти с вилами. Все намного скучнее: четыре стены, вокруг куча девственниц, а ты не можешь к ним прикоснуться. Потому что ты сам – баба.
Что тут вообще делать?!
Сотового нет.
Интернета нет.
Книг нет.
Пить нельзя.
Мясо нельзя.
Женщин нельзя.
Даже выйти нельзя.
После неудачного изгнания, меня признали свихнувшимся, юродивым, а, значит, отмеченным Богом и достойным усиленного внимания со стороны монашек. Еще и упырь Преподобный предупредил, что мне требуется «прощение, сочувствие и понимание». Спасибо, брат, теперь меня стерегут двадцать четыре на семь, без выходных и праздников. И не брат ты мне теперь, упырь.
Я тихо еду с катушек и тщательно готовлюсь умереть.
Свыкнуться с судьбой? Приноровиться к колготкам? Прожить счастливую жизнь монашкой?
Не смешите мои гетры! Где вы видели счастливую монашку? Ну, разве что в порнухе.
Алиса, подбери-ка мне самые приятные способы самоубийства. Что бы быстро, легко и эффектно.
Следуя логике перерождения, вспомнившейся пока перебирал молитвы ко всем подряд Богам, идолам и божествам – умереть, значит переродиться в следующем теле. Умру тут, воскресну в реальности.
Или не воскресну.
Все лучше, чем черно-белая идиллия нетронутых баб.
Но по направлению к вечному покою меня преследуют сплошные неудачи.
Попытался повеситься на простыне – сломал крюк для подсвечника. Получил по голове камнем с этим самым крюком и обжегся воском. Теперь у меня есть полочка, куда можно телик поставить. Да электричества нет.
Попытался утопиться, нырнув во дворе в фонтан. Ушел вроде с головой, но вытащили, сволочи. И даже простудиться не дали. Лукреция сама раздела и натерла спиртом.
В тот день был шанс напиться. Но небольшой. Сильно ли налакаешься с площади собственного тела?
Попытался выпрыгнуть в окно – оказалось у Лукреции хватка жестче, чем у трех сросшихся Тайсонов.
Да еще этот тотальный контроль. Нет ничего хуже, чем что-то для твоего же блага.
Ой-ей, а вдруг я бессмертен?! Не дай ты Бог!
Обычно, я не расстраиваюсь по таким пустякам, но перспектива пожизненного заключения в четырех стенах радужной совсем не кажется. Причин радоваться тоже не вижу, разве что бомбически вкусная жратва, особенно если добавить в нее мясо.
Где-то после сорок третьей попытки заколоть себя вилкой, меня посещает совсем молоденькая сестра Симона. От нее пахнет весной и капелью. Даже не верится, что она тоже лысая под балаклавой. На моей поляне, кстати, волосы заколосились. Пока редкими и тонкими побегами. Кожа под накидкой чешется просто зверски. Оказывается, девочки бреют маковки до зеркального блеска.
И кто после этого извращенец?!
Кстати, они бреют еще что-нибудь?
Черт. Я так до дембеля не доживу!
– Вас вызывает настоятельница Аврора! – кричит девушка, отмахиваясь от моих объятий.
Аврора – это Заведующая монастырем столетняя старушка. Сущая мать Тереза. Только соображает помедленнее. После каждого происшествия она отчитывает меня, как своего сына. Вернее, дочь. И так же безрезультатно.
– Всегда я к вашим услугам, – всё-таки умудряюсь чмокнуть прелестницу в щечку, от чего Симона возмущенно ахает и бессильно оседает на мою кровать. Просто поле несорванных ромашек.
И почему я без своей волшебной палочки?! Такую Алохомору бы ей наколдовал!
– Сам дойду, не трудись, милая.
И добавляю контрольный поцелуй в носик. Это позволяет покинуть келью и пройтись по монастырю без конвоя. Даже не теряюсь. Сестра Лукреция уже у настоятельницы, о чем на весь этаж оповещает ее возмущенный голос:
