– Полезай, – поторопил ее Нортон.
Абита, ухватившись за край клетки, попробовала подняться, но нога подломилась, и она с криком рухнула наземь.
Тогда силач без церемоний подхватил ее под лопатки, другую руку сунул меж ног, поднял Абиту, точно она не тяжелее перышка и швырнул в клетку.
Нестроганая дранка впилась в спину так, что Абита едва удержалась от крика.
Нортон схватил Абиту за щиколотки, согнул ее ноги, прижимая колени к груди. Новая вспышка боли в поврежденном колене заставила вскрикнуть, однако стражника это не остановило. Как только и туловище, и ноги Абиты оказались внутри, он с маху, ничуть не заботясь о целости ее затылка, накрыл клетку крышкой и поднажал сверху, будто уминая тряпье в набитом доверху сундуке.
Подошедший Гаррет запер клетку на замок, шагнул к оброненной преподобным корзине, нагнулся, поднял с земли булочку, смахнул с нее пыль и направился к клетке Сары.
– Как вовремя твой муженек принес нам малость перекусить, – сказал он, приблизившись к Саре и впившись зубами в булочку. – А что, неплохо, неплохо. Сама пекла?
Шумно чавкая, облизываясь, не спеша, он съел булочку без остатка.
– К твоему сведению, матушка Картер. Капитан – он нынче вечером заглянет к тебе с визитом. Ему признание от тебя требуется, а капитан наш, надо заметить, человек исключительно настойчивый. Понимаешь, о чем я? Так вот, я бы на твоем месте, пока время есть, поразмыслил, что да как ему рассказать. Сама посуди: зачем муки терпеть понапрасну?
С этим Гаррет отошел к костерку, разведенному прочими стражниками у ворот.
Толпа еще малость подождала, однако вскоре любоваться парой женщин, потеющих в тесных клетках, зевакам наскучило, и большая часть их предпочла разойтись по домам.
Сломанная нога Абиты ныла, не переставая, но как она ни старалась устроиться хоть чуточку поудобнее, в тесноте клетки и шевельнуться-то стоило немалых трудов. Мало этого: солнце уже зашло, однако удушливо-влажная жара все никак не спадала, а, скорчившись в клетке, переносить ее было особенно тяжело. Пот струйками тек по спине, по лицу, ел глаза, ноздри переполняла густая навозная вонь, голова кружилась, болела так, что Абита то и дело теряла сознание. Ощупав шишку на затылке, там, куда угодил камень, она изрядно испачкала пальцы в крови.
Сара, крепко вцепившись в прутья клетки, заплакала. Абита взглянула на Буку. Несчастный кот, выпучив остекленевший глаз, смотрел, смотрел, смотрел в никуда. Не сдержав слез, она отвернулась.
– Самсон, – прошептала она, просунув руку сквозь прутья пола и крепко прижав ладонь к земле. – Самсон, ты здесь? Слышишь меня? Прошу тебя, умоляю, Самсон, появись. Появись, помоги мне. Я для тебя сделаю все, что хочешь. Все, о чем ни попросишь, сделаю – только забери меня отсюда!
Прикрыв глаза, Абита негромко запела без слов в попытке нащупать ту самую связь с землей, со змеей, с Самсоном.
«Услышьте меня, услышьте, пожалуйста…»
Нет, ничего – ни пульса, ни волшебства, ни единого отклика – ни от земли, ни от собственного сердца. Казалось, часть души ее мертва.
Тогда Абита полезла в карман передника, за ожерельем из волосяных колечек, на миг ужаснулась, решив, что потеряла его, но…
«Да вот же, вот!»
Нащупав на дне кармана нежные, мягкие, уютные пряди волос, она негромко ахнула от облегчения, вынула ожерелье, уткнулась в него носом, прижала к губам.
– Мать, – прошептала она. – Услышь меня, мать, пожалуйста. Услышь меня, мать…
– Что это у тебя там?
Вздрогнув от неожиданности, Абита вскинула голову и стукнулась затылком о крышку. У клетки, пристально глядя на нее, стоял Гаррет.
Абита поспешила спрятать от него ожерелье, но Гаррет, просунув руку сквозь прутья, безжалостно заломил ей запястье, увидел волосяные колечки, ухватил ожерелье свободной рукой, потянул на себя.
– Нет! – зарычала Абита. – Это мое!
Чувствуя, как ожерелье рвется, выскальзывает из ладони, она в отчаянии впилась зубами в большой палец мучителя.
Гаррет вскрикнул от боли, однако добычи не выпустил.
Тут что-то твердое ударило Абиту в висок. Ослепленная болью, Абита на миг сомлела, и ожерелье выскользнуло из ослабевших пальцев.
– Нет!
– Что это? – спросил Нортон, остановившийся возле Гаррета с небольшой, «карманной» деревянной дубинкой в руке.
Оба уставились на ожерелье из волосяных колец во все глаза. Гаррет, подняв добычу повыше, оглядел булавку в виде крохотной медной змейки и скривился от отвращения.
– Ведовство!
– Прошу вас, – взмолилась Абита, – отдайте! Это же всего-навсего пряди волос, все, что осталось у меня в этом мире! Кому от них какой вред? Прошу вас, отдайте, пожалуйста!
Гаррет утер с пальца кровь, плюнул в Абиту, отошел к костерку и швырнул ожерелье в огонь.
– НЕТ!!! – во весь голос завизжала Абита. – Нет, нет, нет!
Вопль ее перешел в отчаянный, исполненный муки стон. Волосы матери, волосы всех ее матерей на глазах вспыхнули, запылали, пламя на миг потемнело, над костерком взвился к небу рыжеватый дымок. Не прошло и секунды, как ожерелье сгорело дотла, а дымок без остатка рассеялся в воздухе.
– Мать… мать… пожалуйста, мама, не оставляй меня, – захлебываясь рыданиями, шептала Абита, но ни аромата лаванды с полынью, ни ощущения присутствия матери так и не дождалась.
Глава двенадцатая
Лес, сжавшись в тугой комок, неподвижно лежал в небольшой расщелине меж почерневших каменных глыб, останков древнего Паупау. Едва ощутимый пульс юного деревца в толще камней слабел, терял силы день ото дня.
– Прости, – шепнул Лес деревцу. – Прости. Я не сумел…
Поблизости зашуршали под чьими-то лапами мелкие камешки. Под чьими? Это Лес понял вмиг.
– Отвяжитесь вы от меня, – прорычал он.
Однако в покое Небо с Ручьем его не оставили, принялись скрести, разгребать кучу камней и сучьев, наваленных Лесом поверх расщелины в жалких попытках оградить логово от незваных гостей.
От обоих веяло нешуточным беспокойством.
«Провались вы все, – подумал Лес. – Пропади оно все пропадом. Наше время вышло. Настало время людей».
Небо с Ручьем, удвоили усилия. Наконец нагромождение камней и палок провалилось внутрь, и хлынувший в расщелину солнечный свет заставил Леса прикрыть глаза лапой.
– Зря время тра…
