Пассажирский дрон приближается к крыше. Едва он приземляется, как Кики запрыгивает в него. Она не горит желанием попасть в руки охранников циклопа.
– Садись же! – кричит она Старику.
Он все еще рассматривает проломленный череп аватара.
– Гм, – произносит Старик. – Гм. Гм. Это напоминает мне анекдот от машины шуток.
– Ты можешь рассказать мне его в дроне! – кричит Кики.
Старик вынимает из черепа куб данных.
– Ты не будешь возражать, если я это возьму?
4 ТЕХНОЛОГИИ, КОТОРЫЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ИЗМЕНИЛИ МИР
(Микроволновая печь не входит в их число)
Тим и Джимми приводят Петера в кабинет Генрика и тут же исчезают. Генрик сидит за большим письменным столом. Он изменился. На голове у него седые, коротко подстриженные волосы, которые почти полностью закрывают его большой шрам, и аккуратная седая борода. И то, и другое ему идет. Теперь его вряд ли можно было принять за злодея Джеймса Бонда.
– Вы знаете, – говорит Петер, – если вы хотите со мной поговорить, вы можете мне просто позвонить.
– Нет. Я не люблю звонить, – отвечает Генрик. – Телефонный разговор по сравнению с беседой с глазу на глаз – это то же самое, что догикоин и золотой слиток, если ты понимаешь, о чем я говорю.
Петер только прищурил глаза.
– Ты когда-нибудь держал в руке золотой слиток? – спрашивает Генрик.
– Что вы имеете в виду?
Генрик кивает на большой золотой слиток, лежащий на его письменном столе:
– Мое пресс-папье. Возьми его просто в руку.
– Это звучит как-то противоестественно, – говорит Петер.
Он понимает, что Генрик с ним играет. Но в то же время ему любопытно. Все-таки он берет в руку слиток. Он на удивление тяжел.
– Я тебе его дарю, – говорит Генрик.
Петер улыбается, качает головой и кладет слиток на место.
На сей раз улыбается Генрик.
– Ты имеешь хотя бы малейшее представление о том, от какого количества денег ты сейчас отказался? – спрашивает он.
Петер опять качает головой.
– Примерно от полумиллиона кволити, – отвечает Генрик.
Петера вдруг сильно затошнило.
– Но меня радует то, что ты его не взял, – признается Генрик.
Петер садится:
– Зачем вы меня вызвали?
– Мои люди сказали мне, что ты выбросил из дрона робот-пылесос.
– Я не хочу об этом говорить.
– Это совершенно безответственно – что-то выбрасывать из дрона…
– Но вы ведь явно хотели поговорить со мной не об этом. Ближе к делу.
– Мне кажется, я должен стать президентом, Петер.
– Вы уже как-то это говорили. Проблема только в том, что это должно быть не только ваше решение.
– Да, это проблема. Но как решают проблемы?
– Здесь вы обращаетесь не по адресу, – отвечает Петер. – Я действительно не имею никакого понятия.
– Путем анализа данных.
– Это ваш ответ на все, да?
– Ну, большой объем данных – это зеркало реальности.
– Может быть, но то, что отражает зеркало, в значительной степени зависит также и от того, кто в него смотрит.
– Неплохо, Петер. Неплохо. Коротко, метко и в самую больную точку.
Взгляд Генрика падает на его пустой стакан для воды рядом с наполовину полным графином. Тотчас же подбегает слуга, которого Петер сразу не заметил, берет графин с подноса и наливает Генрику полный стакан. Униформа слуги очень странная. Петер понял ее смысл, только когда мужчина снова встал у стены. Рисунок на униформе был такой же, как и на обоях.
– Мне пришла в голову мысль, – говорит Генрик и делает большой глоток, – что у меня из-за моего, ну… несколько привилегированного положения иной фокус, нежели, скажем, у какого-нибудь «бесполезного». Но именно для этого у меня есть ты.
Петер все еще пристально смотрит на слугу-хамелеона.
– О, извини, – говорит Генрик. – Ты хочешь пить? Свежая ледниковая вода.
– Наверняка с Эвереста, – предполагает Петер.
– Ну, нет, – отвечает Генрик. – Это было бы ужасно! Ты об этом не слышал? С тех пор как на Эвересте тают ледники, изо льда всплывает все больше трупов погибших альпинистов.
Слуга снова пришел в движение, чтобы налить воды Петеру. Петер берет графин.
– Я сам, – говорит он и наливает себе воду.
– Не лишай бедного мужчину работы, – говорит Генрик.
На самом деле слуга, похоже, не в восторге от традиционного поведения Петера.
– Итак, – говорит Генрик, – я не жду от тебя информации. Я хочу всего лишь услышать твое мнение по поводу моей информации.
– Какой информации?
– Я знаю практически все о каждом из наших клиентов. И каждый клиент – избиратель.
– На мой счет вы ошибаетесь! – говорит Петер.
– Статистически незначимая ошибка! Совершенно несущественная.
– Нет, если вы ошиблись случайно, – парирует Петер.
Генрик улыбается.
– Вот мой первый вопрос, – говорит он. – Почему люди так несчастливы? Почему вы постоянно брюзжите?
– Если вы спрашиваете меня, то поколение моих родителей несчастливо, потому что оно обмануто. В детстве им постоянно говорили, что они уникальны, способны и замечательны. Проблема заключалась в том, что это было не так. Как выяснилось после школы, они вместо этого оказались главным образом ненужными. Бесполезными. Это и делает человека несчастным. Мои родители тем не менее готовили меня к тому, что я тоже никому не нужен.
– Это, вероятно, самое печальное из того, что я слышал, – признается Генрик. Он задумывается и делает глоток. – Да, кризис в сфере занятости чертовски живуч. Ты должен понять, мы все – ошибочно и слишком долго – исходили из того, что все уладится само собой.
– Когда, скажите на милость, что-либо регулировалось само собой?
– Совершенно очевидно, что ты не истинный неолиберал, – говорит Генрик, смеясь. – Во всяком случае, эксперты долго считали, что продолжительная массовая безработица из-за искусственного интеллекта – это всего лишь пугалка, так как другие инновации к этому не приводили. Сначала это был ткацкий станок, который якобы должен был всех лишить работы, потом автомобиль, потом пишущая машинка и так далее… Но никогда не принималось во внимание то, что при этом не только исчезают рабочие места, но и возникают новые. Вместо одного кузнеца, который стал безработным, Генри Форд поставил к конвейеру десятки рабочих. Да и сегодня возникают новые профессии, о которых раньше и не мечтали.
