– Привет, Томас, – отвечает Кики.
– Как прошла командировка?
– Ах да. В целом она была бесполезной. Привычная болтовня. Ничего, что нельзя было бы решить с помощью конференции виртуальной реальности.
– Все одно и то же, да?
– Да.
Кики вставляет ключ в старомодный замок своей входной двери.
– Не хочешь выпить пива? – спрашивает Томас и, как бы между прочим, добавляет: – Лаура у своей матери.
– Очень мило, Томас, – отвечает Кики, – но я ужасно устала.
– Конечно, конечно.
Кики входит в дом и бросает жакет в угол. Она еще не знает, что она не одна.
В гостиной, в темном углу, сидит мужчина в шляпе и ждет ее.
– Не пугайся! – кричит он.
Кики вздрагивает:
– Черт! Старик!
Старик хихикает.
Кики садится рядом.
– Ты действительно думаешь, что эта дурацкая шляпа что-то даст?
– Нет, дитя. Вероятно, нет.
– Но?
– Но это и не повредит. А возможно, даже поможет.
Старик снимает шляпу и поворачивает ее за околыш между ладонями.
– У тебя такой вид, будто ты хочешь что-то сказать, – говорит Кики.
– Да. Сейчас, когда у тебя есть доступ к забвению, что ты с этим сделаешь?
– Понятия не имею. Вероятно, все опубликую.
– Я этого и опасался.
– Почему опасался?
– Потому что я думаю, что было бы хорошо, если бы данные имели срок годности. Потому что я большой фанат «Права на забвение».
– Но не настолько, чтобы к этому имели доступ только люди в возрасте 60 плюс!
– Согласен. Но что, на твой взгляд, это даст, если ты сейчас это опубликуешь?
– Справедливость! Это было бы справедливо.
– Но будет ли это действительно справедливостью? А не имеешь ли ты в виду равноправие?
– Хорошо, тогда равноправие.
– Равноправие может быть очень жестоким.
– Но это несправедливо.
– Несправедливо также и то, что в Кван 17 все еще есть люди, которые голодают. Стала бы ты, если бы у тебя была такая возможность, терпеть, чтобы все люди голодали?
– Возможно.
– В самом деле?
– По меньшей мере какое-то непродолжительное время. Чтобы они знали, каково это!
– Ты также позволила бы голодать и детям?
– Ты выводишь меня из терпения своим сократовским методом! Просто выкладывай то, что ты думаешь.
– Только еще один вопрос. Даже если ты решишься все опубликовать… Что ты предпримешь, чтобы все снова не было удалено?
– Я должна удалить то, что должно быть удалено.
– Ты такая умная, да?
– А ты считаешь, что я должна довольствоваться этим? Я просто удаляю то, что подлежит удалению. А потом мы увидим, что из этого будет настолько актуальным, что опять всплывет само по себе.
– Как ты думаешь, что произойдет, если ты сейчас все опубликуешь? Конечно, будет небольшой скандал. А точнее, разразится такой скандал, что никто не сможет уследить за ним, и поэтому на массу данных снова никто не обратит внимания.
– И что ты предлагаешь?
– Ты не можешь вот так бросить людей в стог сена. Ты должна им предложить иголку.
– Значит, я должна выбрать отдельные эпизоды и публиковать их в течение длительного периода времени? Почему бы тебе сразу просто не сказать об этом?
– Сказать что-то просто и сразу – не значит пополнить знания собеседника.
– И в каждую публикацию я вложу маленькое прелестное сопроводительное письмо с требованием ввести «Право на забвение» для всех, с милым приветствием от тебя и перспективой, что публикации прекратятся, как только это произойдет?
– Почему бы и нет? Я не удивлюсь, если «Право на забвение» вдруг обретет много новых поклонников. Если ты, напротив, опубликуешь все сразу…
– Тогда я также отказываюсь от потенциальной угрозы…
– Да.
– Но, Старик, рыться в стоге сена – это невероятный объем работы!
– И у всего этого действа будут не только поклонники. За кулисами за вами будут охотиться…
– Отлично.
– Я могу это сделать для тебя, детка.
– Что?
– Я уже очень стар. Если со мной что-то случится, то это не будет трагедией.
– Я думала, что ты хочешь стать бессмертным.
– Ах, это была просто причуда. Так сказать, фаза. Кроме того, что даст мне бессмертие, если с тобой что-то случится, детка. Тогда мне придется грустить вечно. Спасибо большое. От этого я с удовольствием откажусь.
– Что с моим отцом? Как насчет иглы, которая его уколет?
– Ну… Это твое решение.
– Гм.
– А Боб Управляющий? – спрашивает Старик.
– Он пожалеет, что связался со мной!
– Не совершай необдуманных поступков, детка!
– Не буду, – говорит Кики.
Звуковой сигнал заставляет Старика разложить свой айпад.
– Странно, – говорит он.
– Что?
– Автомат для шуток прислал мне обновление шутки. Он этого еще никогда не делал.
– Да? И какую же шутку он изменил?
– Сингулярность всегда находится ровно на один курцвейл в будущем, – говорит Старик. Он замолкает и смотрит на Кики. – Пока она не перестанет быть таковой.
И в этот момент во всем многоэтажном жилом комплексе гаснет свет.
Петер не может заснуть. Тем не менее он прячется в своей постели. Его клинику осаждают беспилотники от прессы. Все хотят знать больше о том, что представляет собой его кандидатура на президентский пост. Петер даже готов это понять. Он и сам хотел бы больше узнать об этом. Он пытается соединиться с Генриком, и, к его удивлению, на айпаде качества действительно появляется его лицо.
– Что это, черт возьми, было? – спрашивает Петер.
– Тебе когда-нибудь стреляли в голову? – спрашивает Генрик. – Это довольно травматично.
– Но это не повод толкать меня на линию огня!
– Ты знаешь, в чем заключается твоя проблема? – спрашивает Генрик. – Ты постоянно чем-то недоволен! Любой другой радовался бы такому шансу!
– Но я не собираюсь быть президентом!
– Почему бы и нет? Я нахожу это очень забавным. Ты думаешь, что все знаешь лучше. Тогда просто делай все сам.
– Но…
