– А наказание? – спросил Ронцов.
– Да фигня это, а не наказание. Так, для вида, да и то обычно за несанкционированное применение Благодати, потому что без этого артефакт ну никак не стащить. Обычно на неделю отправляют в лабораторию к артефакторам пробирки мыть. Так что если у тебя толстые и короткие пальцы, к Голове лучше не лезь.
Я тряхнул головой, пытаясь переварить услышанное.
– Так. Давай по порядку. Значит, это такое традиционное развлечение?
– Скорее соревнование. В течение года можно попытаться. Так уж сложилось, что шалость позволяют только первокурсникам.
– И за это даже толком не наказывают?
– Ну да. Миш, ну ты оглянись по сторонам. Мы в замкнутом пространстве, нам нельзя выходить за пределы территории, хотя торчим почти что в центре Петрополя. Здесь все с ума начнут сходить, если не дать возможность выпустить пар…
– Странный способ, – отозвался Сперанский.
Менталист пожал плечами.
– А мне нравится.
Внезапно Ронцов обернулся ко мне, и лицо его просияло так, словно он Христа узрел наяву.
– Ребят, а ведь в этом кое-что есть, – сказал бастард. – Благодать применять нельзя, но ведь у нашего Михаила другой источник силы. О нем ничего не сказано в правилах. А раз так, то, быть может, получится придумать что-нибудь интересное… Да и наказания, быть может, удастся избежать…
Афанасьев широко улыбнулся.
– Ну так что, будем воровать голову? Что скажешь, Михаил?
Глава 15
Три пары глаз моих соседей выжидающе уставились на меня. Я набрал в легкие побольше воздуха, чтобы сказать все, что думал об их умении строить планы, о безнаказанности, на которую они рассчитывали, руководствуясь одной лишь традицией, о возможных дисциплинарных взысканиях, что нам сулила эта затея…
Но моя тирада захлебнулась, даже не успев начаться – в дверь настойчиво и требовательно забарабанили. Так, как не стучали бы студенты.
– Медицинская служба Аудиториума! – четко, но слегка глухо донеслось из коридора. – Сбор анализов. Откройте!
Ронцов с отвращением скривился, но поплелся отпирать. Едва он приоткрыл дверь, как внутрь скользнула рука в белой резиновой перчатке, охваченная характерным сиянием «Берегини».
– Просим всех лечь на свои кровати и снять защитные заклинания, – приказал медбрат или кем он там был.
Мы быстро разошлись и заняли места согласно требованиям. И лишь после этого двое санитаров в белых халатах, масках и перчатках вошли в комнату. Оба несли по стальному чемоданчику и, окинув нас беглым взглядом, водрузили их на стол.
– Есть ли у кого-нибудь из вас жар, сонливость, ломота в костях или мышцах? – Спросил тот, что был постарше.
Мы отрицательно покачали головами.
– Ничего такого, – сказал Сперанский.
– Кашель, заложенность носа или выделения из носа? Боль в горле?
– Да здоровы мы, – раздраженно бросил я.
– Здоровы вы или нет, подтвердит Лабораториум, – сухо отозвался санитар. – С вашего позволения, приступим к забору анализов. Пожалуйста, закатайте рукава на руке для взятия крови из вены.
Ронцов побледнел пуще обычного.
– А кровь брать… обязательно? – заикаясь, спросил он.
– Разумеется.
– Нельзя ли ограничиться только мазком?
– Увы, исключено, – ответил санитар и кивнул своему коллеге. – Приступайте к стерилизации помещения.
– Ронцов, ты что, уколов боишься? – хохотнул наш менталист. – Это ж не больно, особенно если из вены…
– Да ну тебя, супостат, – бледными губами прошептал наш бастард. – Я их с детства не выношу.
Я не слушал перепалку соседей, а пялился на персонал. На моих глазах второй лекарь воспроизвел обеими руками какой-то замысловатый жест, и в комнате резко запахло озоном и еще чем-то специфическим. Словно здесь на полную включили кварцевую лампу и ксерокс одновременно. Лекарь внимательно оглядывал каждый уголок помещения и водил рукой, словно в ней была лампа, хотя ничего, кроме «Берегини», я не заметил.
– Готово, обеззаражено, – наконец сказал он. – Можно приступать к сбору.
– Благодарю, коллега, – улыбнулся одними глазами санитар и открыл стальной чемоданчик. – Сперва мазки, затем кровь. Кто первый?
Сперанский пожал плечами.
– Давайте я, мне не страшно.
Пока один санитар возился с Колей, я продолжал рассматривать второго.
– А что это за заклинание?
– Особая форма, точнее, производное, от «Жар-птицы», - с готовностью пояснил медик. – Переработана в Аудиториуме под нужды полевых лекарей. Позволяет на краткое время обеззаразить небольшое пространство. Это было особенно ценно во время боевых действий.
– Догадываюсь, – кивнул Сперанский. – Это очень полезно.
– Именно.
Санитар дошел до меня. Забор мазка оказался несколько унизительным – глубже в меня проникал только зонд ФГДС, когда еще в прошлой жизни в поликлинике мне проверяли желудок. И это, признаюсь, было то еще развлечение.
– Ы-кхе! – Откашлялся я, когда санитар вытащил длинную ватную палочку и тут же упаковал в пластиковый пакет с моим именем.
– Не драматизируйте, ваше сиятельство, – улыбнулся лекарь. – Неприятно, но ничего смертельного. Это вы еще нашего уролога не видели.
– Надеюсь, и не познакомимся, – хмуро отозвался я и с вожделением взглянул на кувшин с водой.
Когда с мазками было покончено, санитары приступили к рутинному сбору крови. И все бы ничего, кабы Ронцову не приспичило грохнуться в обморок. Санитары, явно привычные к подобному исходу, невозмутимо достали пузырек с нашатырем, профессионально пару раз хлопнули парня по щекам и сунули тому под нос ватку.
– Слабак, – ухмыльнулся Афанасьев.
– У всех свои фобии!
На этот раз Ронцов отвернулся к стене так, чтобы даже не видеть иглы. Вздрогнул, когда лекарь протер сгиб локтя ваткой, а затем тихо завыл.
– Полно вам, Сергей Андреевич, – успокаивал сотрудник, – Всего одна мааааленькая пробирочка…
На этот раз все обошлось. Серега собрал в кулак остатки мужества, заткнулся и позволил лекарям делать свое дело. Едва все закончилось, проводивший процедуру сотрудник достал из кармана конфетку и протянул Ронцову.
– Это вам за храбрость.
– Их же детям дают.
– Поощрение самоотверженности ведет к преобладанию здравого смысла над страхами! – назидательно сообщил лекарь. – Ананасовая. Берите, не пожалеете. Вам тут на карантине еще пару дней пустой чай гонять.
Под хихиканье соседей Ронцов все-таки принял конфету и тут же спрятал под подушку. Ну как в детском саду, ей богу.
