— Что происходит? Где Анна Аврора? — спросил я.
Воду мне так никто и не спешил подавать. Сидели как статуи.
— Я жду ответа. И воду.
— Слава Богам Великого и Бескрайнего Севера! Они вернули Эрла Витторио. — вскинул руки к небу Бартэн Далливион. — Немедленно сообщите Его Величеству.
— Лекаря сюда, быстро! — крикну Маркус. — Не переживайте, с Ее Светлостью все в порядке. Как вы себя чувствуете.
— Не надо лекаря. — ответил я, осушив стакан. Чувствовал я себя, на удивление, превосходно. Будто только что выплюнул всю боль, усталость и все плохое, что во мне было.
— Куда Вы стаете, Ваше Высочество? Дождитесь лекаря! — протестовал старейшина.
— Сколько я был не в себе? Количество жертв? И где Анджей? — проигнорировал я его.
— Дня полтора. Тридцать один человек. Анджей в лечебнице. — тенью мчался за мной Маркус, а за ним еще с десяток стражников, жрецы, свита и даже старейшина и тот практически бежал опираясь на посох.
Стража встречавшаяся нам по пути глазела на меня, широко разинув рты, растерянно стояли и кланялась уже моей спине, отойдя от ступора. Их можно понять. Не каждый день покойник возвращается в этот свет. На повороте в коридоре я впервые ощутил боль. Резко как двинулся. Аж в груди дернулось. Все таки ране от стрелы нужно больше времени.
— Эрл Витторио, просим Вас вернитесь в постель! Куда же вы? — умоляла меня свита, увидев как исказилось от боли мое лицо.
— В ту, в который меня похоронили? Нет уж, сами прилягте.
— Вы что это? В покои герцогини? — в голосе старейшины слышался укор.
Никто кроме него не рискнул бы меня спросить это. Да еще и в таком тоне. Я Эрл и не отчитываюсь никому, кроме Его Величества! Поэтому вопрос я проигнорировал. Не верил, что с ней хорошо. Будто чувствовал — там далеко не все так «в порядке», как мне сказал Маркус.
И, к сожалению, оказался прав. Растрепанная, глаза красные и опухшие. У нее впали щеки и заострились скулы. Красивая.
Стоило ей увидеть меня, бедняжка аж рот открыла от испуга, прикрыла его ладошкой. Глаза ее плавно поплыли вверх, ноги подкосились. И вот. Она уже без сознания уже на руках у Брияна Порпойзана. Честное слово. У моего бывшего оруженосца был такой вид, что казалось, если бы не необходимость ловить Анну Аврору, то он и сам бы с превеликим удовольствием грохнулся в обморок. Даже поклонился мне с ней на руках.
— Дай сюда, — вырываю герцогиню из его рук и несу на кровать.
— Ваше Высочество, как же? Вы же…
— Пусть принесут еду. Она же ведь не ела ничего, да?
Ответом послужил кивок.
— Лекаря позовите, пусть меня перевяжет и осмотри ее. Свободны.
Но все так и стояли в ступоре. Сердито вскинул бровь. И все тихо-мирно покинули покои. Наконец-то. А то умирать и то в толпе. Завтра выяснять начну, что как и когда. А сейчас хочется побыть одному. С ней. И плевать, что по этому поводу думает Джордж. Я не отдам ее в лапы чудовищу.
Глава 47. Гости прибыли
Витторио:
Лекарь смотрел на меня с нескрываемым интересом. Прослушивал своей чудо-трубкой, щупал, отворачивал нижнее веко, что-то увлеченно рассматривая. На его лице читалось замешательство, смешанное с восторгом. Он даже не сразу заметил Джорджа, явившегося на порог покоев, чтобы воочию увидеть ожившего брата, то есть меня.
Я встал и чинно поклонился Верховному Эрлу. Не Джорджу. Потому я отделяю титул от личности. Я уважаю институт (пометка автора — институт — это не учебное заведение, в юридическом языке это слово означает, как бы это по простому выразить… в данном случае имеется ввиду должность/титул правителя Северян. Чтобы Вам проще понять, Вы наверняка часто встречали такое понятие, как «институт семьи» или «институт президента». Согласно тем теоретическим учениям, что мне преподавали в университете — это группа правовых норм, которая регулирует определенную однородную группу общественных отношений) Верховного Эрла, а не моего брата.
Джордж выглядел потрепанным и пьяным. Его глаза блестели, как стекло, а сам он больше походил на мраморную статую, нежели на человека. Такой же бледный и неподвижный.
— Добро пожаловать обратно, Торри. — поздоровался он.
— Я тоже соскучился. Тебе уже доложили, что я ночую сегодня здесь? — перешел я на «ты».
Думаю, официоза в виде поклона было вполне достаточно. Но он ничего мне не ответил.
— Зайдешь ко мне, как перевяжешь его. — сказал он лекарю и исчез восвояси.
Наверное шел запивать горе или праздник. Тут уж не разберешь. Мне было больно видеть его таким. Я чувствовал ответственность за него, как за младшего брата и винил себя, что в прошлом не уделял должного внимания его воспитанию. В голове никак не укладывалось: как, будучи выношенными в одном и том же лоне, мы могли стать такими разными людьми? Вскормленные одной и той же грудью, укачиваемые одной и той же колыбелью, что пели одни и те же губы, мы умудрились стать такими непохожими друг на друга.
Я все никак не мог вспомнить тот момент, когда все пошло не так? Когда этот добрый светловолосый мальчик, стал таким чудовищем? Я помню его, когда он еще, боявшись смотреть на казнь, жмурил глаза утыкаясь носом в подол маминого платья и, сжимая своими маленькими кулачками ткань, скулил как волчонок. Наша матушка слезно просила отца — Верховного Эрла Вальфа подождать пока он немного подрастет, прежде чем давать ему смотреть на казни, но он был неумолим.
«Ты избаловала его, душа моя, — отвечал он, — Может еще в куклы с дочерями отправишь играть? Витторио в его возрасте рядом со мной стоял, когда я исполнял свой приговор! И не смей жалеть его!»
Но мама не слушала и тихо, пока муж не видит, успокаивала свое дитя.
«Ттори дорогой, — говорила мне матушка, держа на коленях Джорджа, — Прошу тебя, не говори батюшке, что я успокаиваю Джорджа. Твой брат еще мал. Он обязательно станет таким же мужественным, как и ты».
И я молчал, разве мог говорить я отцу, когда она плачет? И после всего этого, Джордж, изнеженный материнской любовью, взращенный в лучах ее всепоглощающей заботы, стал таким жестоким?
* * *
Анну Аврору лекарь сказал не трогать. Чтобы отоспалась несчастная. Но мне так было даже лучше. Просто посидеть рядом с ней. Когда на ее лице такое спокойствие и безмятежность. При мне она никогда не бывает такой. Поэтому пользуясь моментом я упивался этим прекрасным зрелищем до утра.
Ближе к полуночи ее стали мучить кошмары. Она металась по кровати, что-то кричала и мне приходилось ее успокаивать. Будить герцогиню не хотелось. Я боялся снова увидеть в ее глазах неприязнь к себе. Тогда-то она уж точно потом не уснет. Даже котята, которых ей непонятно откуда притарабанили слуги и те нервно покидали постель, чтобы их не задели ненароком.
