Вместо этого есть легкая, укрощенная европейская марка — в дополнение к львице «Генри Клей» я посылаю Вам ласковую кошечку с отечественным штемпелем.
Для Людвига я прикладываю пару стихов, которые я, сочиняя, громко лаял наперегонки со своими собаками.
Как же у Вас было чудесно! Меня печалит лишь то, что я пробыл у вас слишком долго, докучая Вам своей громогласностью. Но это была радость, которую я просто очень непосредственно выражал.
Простите великодушно преданнейшего Вам
Эриха Марию Ремарка.
Эмилю Людвигу
Предположительно лето/осень 1933
Дорогой Людвиг!
Только сегодня получил один экземпляр «На Западном фронте без перемен» с известиями от издательства «Улльштайн».
По договору издательство обладает всеми правами, также как правами на выборочную публикацию в газетах и т. д. Я потребовал вернуть мне права. Издательство отказывается и настаивает на соблюдении договора.
Я проконсультировался с моим берлинским адвокатом*. Он пишет, что я могу оспорить договор только в том случае, если издательство не выполняет своих обязательств. Помимо этого, я должен дать издательству определенный срок, а по истечении этого срока я уже ничего не смогу сделать, а издательство, в его нынешнем положении, естественно, воспользуется любой возможностью оштрафовать меня за нарушение договора, что очень легко сделать, так как мои счета в Германии заблокированы. Адвокат не советует мне действовать в одностороннем порядке, но сначала оспорить договор в целом. Естественно, я никому не сказал, что Вы хотели опубликовать выдержку из романа, а описал все лишь в общих чертах.
К сожалению, дело очень сильно затягивается. Но, невзирая на это, я посылаю Вам книгу, не зная, конечно, зачем она Вам понадобится — просто для сведения или для публикации выдержки.
Если же она Вам больше не нужна, то, прошу Вас, вышлите ее мне назад. Это единственный экземпляр, который у меня есть.
С сердечным приветом,
Ваш
Эрих Мария Ремарк.
Карлу Цукмайеру
Порто-Ронко, 1934
Дорогой Цук!
Троекратное ура успеху «Плута»*! Он того достоин! Великолепная стихотворная работа. С каких пор ты стал так тонко понимать любовь? Или ты только потому о ней пишешь, что ни черта в ней не смыслишь? Маленькая «История любви» — лучшая тому иллюстрация! Чудесно! В «Плуте» есть что-то от «Ромео и Джульетты»! С учетом дистанции, конечно.
Я отложил для тебя бутылку «Наполеона» 1811 года. Помнишь ту бутылку, которую мы с тобой распили в прошлый раз? Она была с «Наполеоном» 1860 года. А это настоящий «Наполеон» 1811 года. Только одна-единственная бутыль. Мы ее опорожним, и за этим приятным занятием поговорим об обеих книгах.
Я пока остаюсь здесь. Мараю следующую книгу*. Надеюсь закончить ее через два месяца. Потом куплю бочонок рома «Сент-Джеймс» и буду беспробудно пить целый год. Могу же я позволить себе первый отпуск за двадцать лет.
Расти большой!
Твой старый Алоиз Шикльгрубер*.
Возлюбленная моя Иобс*!
То, что эта тварь, Цук, никогда тебе не напишет, если ты ему о себе не напомнишь, я знаю совершенно точно. Он так же не любит писать письма, как и я. Но ты — светлый экватор между нами, двумя алкоголиками на полюсах. Сердечно тебя приветствую, твой
Куно фон Блубовиц цу Боденшвайс, наследственный крестьянин.
Немцы, пользуйте немецких женщин! Ешьте немецкие бананы!
Привет тете Мете!
Лисбет после кори пошла на поправку. У Генриха режутся зубы.
Здоровью хайль!
Немецкий зонтичный фронт, фабрика искусственного шелка.
Вальтеру Файльхенфельдту, Амстердам
Порто-Ронко, 12.01.1934 (пятница)
[Открытка с видом на Изоле-Прессо, Аскона]
Любезный Файльхен!
Я не ветреник, я просто загнан контрактами, которыми надо заниматься, но эти дела совершенно вышли из-под контроля. Но как я буду покупать картины, если дело с контрактами не разрешится? Скорее напишите мне, где Вы находитесь! Знаете ли Вы, что вещи адвоката А. будут в середине месяца проданы с молотка? Что делать? Не собираетесь ли Вы вскоре снова осадить Милан? Это было бы просто великолепно! Всего Вам хорошего и прекрасного в этом году!
Всегда Ваш,
старик Бони.
Пришлите мне номер вашего телефона!
Издательству «Бонье Бокох Тидскифтсферлаг», Стокгольм
Порто-Ронко, 20.12.1936 (воскресенье)
[Шапка письма: Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко, Аскона]
Уважаемые господа!
Настоящим извещаю Вас, что на днях я наконец отредактировал, исправил, закончил и подготовил к печати текст романа «Три товарища». Рукопись я отправлю частично следующей почтой, а оставшуюся часть на следующей неделе.
Насколько я знаю, господин Клемент с целью заключения договора со своей стороны отправил Вам экземпляр, предназначенный для газетной публикации*. Этот экземпляр, однако, не предназначен для книжной публикации, ибо я уже заявил, что тот вариант нуждается в изменениях и сокращении. Собственно, даже если Вы уже передали текст переводчику*, то для него не составит большого труда внести требуемые исправления, так как они не слишком значительны и являются всего лишь мелкими исправлениями и стилистическими улучшениями.
Прошу Вас еще раз положить в основу вашей публикации тот текст, который Вы получите в ближайшие дни.
С глубоким уважением,
Эрих Мария Ремарк.
Доктору Марианне Файльхенфельдт, Амстердам
Порто-Ронко, 01.04.1937 (четверг)
Дорогая Марианна!
Сердечно благодарю Вас за пересылку фотографий, которые я только что отправил дальше. По возможности я постараюсь получить для Вас экземпляр расписки. Вы, однако, неправы в том, что развращаете своих молодых учеников столь дорогими подарками. Мы с Вами должны оба придерживаться строго делового подхода, и поэтому я прилагаю чек, который и без того составляет минимально необходимую сумму.
К несчастью, в моей картине ван Гога* я заметил нечто, что меня сильно обеспокоило, и мне очень нужен совет Файльхена*. Во многих местах, особенно там, где слой краски наиболее толст, появились мелкие трещины, думаю, нам непременно надо с этим что-то сделать. Для картин здесь определенно плохой климат, здесь то холодно, то жарко, то сухо, то влажно. Может быть, надо поместить картину под стекло или еще что-нибудь с ней сделать. В любом случае я буду очень рад, если Файльхен что-нибудь скажет по этому поводу либо в письме, либо лично во время Вашего следующего приезда ко мне.
