Мне хотелось бы знать, как поступаете Вы — какой из двух вариантов выбираете или используете оба? В первом случае (если Вы ставите значок только на книгу) мы, то есть «Харкорт, Брейс и Уорлд», должны добавить американский копирайт и внести его вместе с вашим соответствующим номером. Не должны ли это делать Вы, то есть регистрировать копирайт в Вашингтоне и сохранять у себя, и тогда «Харкорт, Брейс и Уорлд», мое нью-йоркское издательство, не должно больше этим заниматься. В этом случае их американское издание уже оказывается защищенным подтвержденным Вами авторским правом.
Одно, собственно говоря, ничем не отличается от другого; мне просто надо знать, регистрируете ли Вы авторские права в Вашингтоне или просто ставите значок на выпущенных Вами книгах.
В случае, если Вы регистрируете авторские права в Вашингтоне, я бы попросил Вас выслать необходимые данные о книге — дату, копию свидетельства о регистрации и подтверждение.
Мне очень жаль, что приходится входить в такие обстоятельные подробности, но таковы требования закона.
Прошу Вас, напишите об этом сами или поручите это Вашему юридическому отделу. С 5 по 12 октября я буду находиться в отеле «Эксцельсиор» в Неаполе. Чтобы я наверняка получил письмо, направьте его в Неаполь, а копию в Порто-Ронко. В этом случае я его гарантированно не затеряю.
В Риме чудная погода, а в античном театре в античной Остии можно наблюдать заход солнца — это прекрасное и волнующее зрелище волшебной смены времени суток.
Сердечный привет и благодарность от Вашего
Эриха Марии Ремарка.
Хайнцу и Рут Липман, Цюрих
Неаполь, 21.10.1963 (понедельник)
[Открытка с видом на Помпеи]
Дорогие Хайнц и Рут!
Больше месяца я нахожусь в разъездах и в постоянной спешке, отсюда мое долгое молчание. Здесь со мной приключился сердечный приступ, и я обозревал Неаполитанскую бухту из окна, лежа в кровати. К счастью, обошлось без инфаркта, и теперь я снова могу останавливаться на маленьких станциях. Поеду через Рим (отель «Амбашатори»), где у Полетт какие-то дела. Полагаю, что к десятому ноября мы уже будем в Порто-Ронко или в Цюрихе, где у нас обоих дела. После этого мы, слава богу, наконец останемся одни! Я никогда прежде не был в Неаполе, и то, что мне удалось побывать в Помпеях и Песто — большое счастье. Этот храм в Песто! Посреди цветущих полей, окаймленных олеандрами, стоит выстроенная на руинах траттория. Волшебство тысячелетий, объединенное с воображением — неумолимое и великое время.
Привет от Полетт и, как всегда, сердечные пожелания всего наилучшего.
Эрих.
В город Оснабрюк
До 16.04.1964
Я вынужден отложить мое участие в Вашем чествовании на несколько месяцев. Но я с удовольствием заявляю, что с огромной радостью принимаю Ваше приглашение, как и приглашение тех господ, от чьего имени Вы ко мне обратились. Я выражаю Вам за это сердечную благодарность. Надеюсь, что до окончания весны я смогу приехать в Оснабрюк. Поверьте, что я всей душой стремлюсь после долгого отсутствия посетить мой родной город, и поэтому мы с женой охотно последуем Вашему приглашению.
С дружеским приветом и с наилучшими чувствами,
Ваш
Эрих Мария Ремарк.
Йозефу Каспару Витчу/«Кипенхойер и Витч», Кельн
Порто-Ронко, 15.07.1964 (среда)
Дорогой доктор Витч!
Наши письма снова пересеклись — и снова, в который уже раз, Ваше предложение оказалось более щедрым и более практичным, чем то, на которое я рассчитывал. Однако, поскольку Вы оставили выбор за мной и я могу выбрать из двух возможностей, то мне представляется, что проще всего оставить ситуацию такой, какая она есть в настоящий момент — когда вся сумма налогов уже и без того отправлена в финансовое ведомство. Уплата германских налогов выполнена полностью, а американские налоги, за вычетом этой суммы, оказываются намного меньше. Я пишу это на случай, если ко мне вдруг задним числом возникнут какие-то вопросы. В этом случае я сразу извещу Вас.
Поверьте, что Вашим пониманием и дружеским отношением Вы сняли камень с моего сердца, ибо, как я уже писал Вам, это, к сожалению, одно из проявлений болезни, которая повергает меня в состояние неустойчивого душевного равновесия*. Оно очень легко нарушается, и мне требуется долгое время, чтобы его восстановить. Однако эти колебания идут мне на пользу, и в последние полгода я обрел новые, неведомые мне до сих пор знания, которые я надеюсь использовать*. Об этом мы сможем поговорить во время нашей следующей встречи — о выборе темы и т. д., ибо с повторениями эмигрантской темы покончено «Ночью в Лиссабоне» (у меня невольно получилась трилогия: «Возлюби ближнего», «Триумфальная арка» и «Лиссабон»). Думаю, мне надо радикально сменить тематику, и я надеюсь написать что-то новое, более, так сказать, литературное. Именно это мне и хотелось бы обговорить с Вами, и если пророк не пойдет к горе, то мы сами приедем в сентябре в Кельн по пути в Оснабрюк, где отцы города уже выказывают свое тихое нетерпение, так как я до сих пор не получил их медаль. Еще раз спасибо за Вашу дружескую заботу! Не хотите ли получить на новое издание «Лиссабона» американскую критику? Многие статьи очень верны или просто хороши!
Сердечный привет от Вашего старого
Эриха Марии Ремарка.
Гансу Фрику
Порто-Ронко, 17.10.1964 (вторник)
Дорогой господин Фрик!
Да, я был знаком с Вашим отцом и покупал у него ковры. Я ничего о нем не слышал приблизительно с 1937 года. Он был солидный, красивый мужчина со светскими манерами, и я встречал его в Париже и в Цюрихе, но все встречи были мимолетными. Он тогда работал вместе с неким господином Глюком. В Париже был торговец коврами Жерсон, и в магазине этого Жерсона я иногда встречал и Вашего отца. Имени Жерсона я не помню, а фамилия эта во Франции распространена довольно широко. Он очень хорошо разбирался в старинных коврах, некоторые сохранились у меня до сих пор. Больше я не могу ничего Вам сообщить, ибо видел его только мельком, когда он привозил Жерсону ковры. Помню только, что он был прекрасным шахматистом.
То, что он просил Вашу мать не упоминать о его существовании, могло быть вызвано той неопределенностью, в которой ему приходилось жить. В первый раз я увидел его в 1931 году. В то время он владел магазином во Франкфурте, но он его продал или потерял. Я знаю только, что он был вечным странником. Не думаю, что у него водилось много денег или была уверенность в надежности дела. Сама мысль о жене и ребенке казалась для этого путешественника между Будапештом, Франкфуртом, Парижем и Бухарестом пугающей. (Он был довольно близко знаком с господином Тудичем из Бухареста и господином Шефером из Швейцарии, но их адреса у меня не сохранились.) За прошедшее время очень многое происходило в жизни этих несчастных, особенно в свете того, что в их характере или в их делах отнюдь не все было в порядке, но это, несомненно, явилось следствием ненормального времени, сумятицы и политических преследований. Думаю, все люди такого рода испытывали сильный страх смерти, и я бы не стал говорить о противоречиях, о которых Вы пишете. В спокойные времена очень легко быть принципиальным человеком; однако когда перед глазами годами маячит смерть, все выглядит по-другому. Я помню лишь, что Ваш отец был интересным собеседником и, как мне кажется, лет на пять-семь старше меня. Он был крупным, солидным мужчиной (сегодня ему перевалило бы за семьдесят, возможно, даже семьдесят пять).
