Утром у доктора Занолини*, по поводу разрешения на пребывание Петер. Днем лежал на солнце. Позже Хаусдорф*. Вдруг разыгрался прострел. Смоляная ванна. Пластырь. В десять часов вечера слушал коммунистическое радио из Германии. Удивительное мужество передавать это. Коротковолновый передатчик, возможно, установленный в машине. Хорошая слышимость, несмотря на помехи.
Выпил «Накенхаймер 20, Гундерлох». Сладкое, очень полное, букет мечты. Единственная бутылка, сохраненная для Цука. Но кто живет в эти времена, не задумываясь, как обычно.
Поздно вечером гроза.
У писателей задница должна быть в порядке. Прострел — это вовсе не стимул. Славу в большинстве случаев высиживают. В остатке счастье или головокружение — с некоторыми исключениями. О Ли Бо*!
Аромат глициний. Из садов Локарно на всех улицах аромат мимозы. С долин Испании запах крови по всей Европе. И по всему миру смердящий запах разложения тяжелых сердец. Проклятое столетие! В войну вмешались слишком многие в 1914–1918 — теперь слишком немногие и не те. Мир в мире, или, по крайней мере, в Европе, зависит от двух тщеславных клоунов*, которые становятся все наглее от того, что все меньше чувствуют сопротивление.
11.06.<1937. Порто-Ронко>
Тепло. Гроза. Купался. Днем Эмден* в бегстве от налогов. У Петер болит горло. Болят железки. Странно.
Тем не менее, солнце и жажда. Два дня, Люцерн, Цюрих. Встретил Кнопфа из «Метро-Голдвин»*. В Цюрихе вечером Гольдштейн. Потом у торговца коврами Видала. Пил турецкую ракию. Похожа на абсент. Смотрел семейные фильмы. Отвратительно. Потом Вюшерхов. Семья Алкалей, Гольдштейн. К счастью, Оттхен* и Эстер Пидоль, элегантная, в огромной шляпе. Напряженность между женщинами. Гольдштейн с поцелуем к баронессе. Психологически забавно. От безнадежности стал гадать по руке, вслепую. На это последовали признания. Все сходилось. Так бывает. Вечером звонок от П. На следующее утро терраса «Бор-о-Лак». Грейпфрутовый сок с шампанским. Перед этим «Мэрки, Бауман и Жакет»*, Кифер. Звонила Хелен Гессе. Гольдштейны. Постепенно собрались Гольдштейны, он с бриллиантовым кольцом, в светлом костюме, с дорогим галстуком, и она с вопросом ко мне: действительно ли я написал «На Западном фронте без перемен»? В это нельзя поверить при таких переменах в жизни, и не усомнилась, когда я ответил: «Нет, вовсе не я». Регент из Цюриха с женой, их приволокли Гольдштейны, Файльхен и Марианна*, и, слава богу, Хелен Гессе. Все обедали на террасе. Не мог ни от кого отделаться. После всего еще ужасная адвокатка, Вертхайм, прототип развязной полуобразованной еврейки самого дурного пошиба. Коллега Гольдштейнов. Все только странно, по крайней мере. Еще раз все перед поездом. Приятна только Хелен Гессе. Файльхен и Марианна милы.
Вальтер, наш элегантный шофер, в 2.06, после получения своих денег и аванса, удрал. Слава Богу. Оставил после себя множество долгов.
Вчера вечером у Нелли Паппенхайм. Потом с Петер в баре Нелли. Шпек, Мильмина*, Шюрх и кто-то еще. Нелли пьяна и влюблена в поэта де Баля. До пяти проговорили. Шюрх был хорош.
Тем временем. «Три товарища»*, хорошие рецензии в Англии и Америке. Оказалось, что в Швеции, Норвегии, Голландии, Дании напечатали неудачную, предпоследнюю, значительно более многословную версию, вследствие халатности и по недосмотру. Чертовски глупо!
29.06.<1937. Порто-Ронко>
Дождь. Солнце, дождь. Как-то раз пил до утра. Еще дважды не так долго. Мало работал. Слишком мало.
Кактусы в саду расцвели. Лимонная желтизна. Циннии. Мальвы. Гортензии. Уже наступает осень, брат. Был один раз у Диспекеров*, катался на лодке. Петер лучше. Прочитал «Пао», роман о неграх, венгерского автора. Хорошо. В Райнсберге читал Тухольского. Странно — Тухольский, который год назад покончил с собой. Прочитал «Мяч» Ирены Немировской. Пронизывающе хорошо, по-еврейски, немилосердно к себе. Из Цюриха привез переводы с китайского Клабунда. Великолепно. Блестяще переведено. Прочитал биографию Аль Капоне. Предшественник современных диктаторов. Только более человечный.
Молодая кошка уже запрыгивает на окно в кухне.
Впрочем, тем временем пришли паспорта из Панамы для нас с Петер.
Вступил в аквариумный клуб Разбора в Цюрихе.
11.12.1937. Париж, «Принц де Галле», суббота
Во вторник с Петер прибыли в Париж. Хорошая комната. Тихо. Читал Фалладу «Волк среди волков». Прогресс невелик. Керменди «Встреча». Слабо и многословно.
Смотрел кино «Дверь на сцену». Хепберн, Джинджер Роджерс. Играют очень хорошо. Хорошее окружение. Сюжет: Эдна Фербер. «Братья Маркс»: очень хорошие номера с варьете, остальное скверно. «Саратога»: Кларк Гейбл. Последний фильм Джина Харлоу. Удивительно: фильм с мертвецом. Все тут: походка, лицо, волосы — некоторые сцены уже играл дублер.
Еще обедал с Руди З.* и Тами*. Новоселье. Вчера сидел с доктором Бергером и его женой у Максима, потом в «Шахерезаде». Жена ужасна. Бросается каждому навстречу. В «Шахерезаде» работница в туалете расцеловала Петер. Русский кабак. Пили только воду.
Сегодня Бергер. Облучаться. Позавчера мне сжег лицо своей кварцевой лампой. Сделал укол против ишиаса. К вечеру в клинике у Беттины Х. Ее оперировали. Вырезали матку и яичники.
Ни радости, ни печали. Прошлое и настоящее пересекаются.
Я могу работать* только тогда, когда остаюсь один.
21.02.1938 <Порто-Ронко>
Получил первое немецкое издание «Трех товарищей»*. Весьма хорошо. Но еще с опечатками. Звонок Кнопфа*: подтверждение, что Клеменс выбил в Америке на пятьсот долларов больше.
К вечеру Хаусдорф. Ремонт радио, государственный секретарь Англии Эден ушел в отставку. Счастье для Италии. Возможно, теперь получит от Англии заем, после чего снова встанет в оппозицию по отношению к Англии. Политика Англии: несчастье Европы последних двадцати лет.
Вечером купание, мытье головы, чистка — после речей Гитлера, грязи времени и ожидания еще более мрачного будущего.
Затем бутылка вормского монастырского вина «Либфрау», 1934. Необходимость.
Ночь со всеми звездами — над мучениками, идиотами, дураками, фанатиками, ранеными и убитыми; над Испанией, Китаем; над полями сражений, концентрационными лагерями, расцветающими полями нарциссов, преступниками, преступлениями и XX столетием.
14.03.<1938. Порто-Ронко>
В 11 часов вечера начался захват Австрии. Самая ясная война — без крови, которая лилась уже давно.
В 12 речи, речи.
Никто не пошевелился, как и ожидалось.
В 12 вечера ужинал с Леной Франк. Потом бар Нелли. Один аптекарь, один профессор, одна девушка. Смотрел картины Рольфса*. Около 5 часов у аптекаря. Принесли ветвь магнолии с горы. В воскресенье с Петер и Беттиной поехали на прогулку.
В Вене уже появилась площадь Гитлера. Мир состоит из лакеев. Исключая рабочих и немногих других.
