Четвертого вечером Наташа. Нет, Сандра. Немного печальна. Доставил ее в полночь домой. Еще раз позвонил. Чувствовал, она ждет. Вовсе нет, все, как обычно, была смущена, что не смогла сказать пару нужных слов, о чем сообщила по телефону.
Вчера вечером Наташа. Неудобство. Лежала на софе, довольная, бледная, тонкая и внимательная. Перед этим посетил Сандру; очень мила, среди чемоданов и беспорядка. Собирает вещи.
Усталость. Отравление никотином или чем-то еще. Хочется покоя. Вечером у Зальца. Пастель Мадам Шарпантье. Купил.
Русские взяли Киев.
28.12.<1943. Нью-Йорк>
Мимолетные дни. Почти каждый день Наташа. Вечера, вечера. Пару раз Ноэл Кауард. Один вечер с Миллисент Херст. Гарбо в вечернем платье — прекрасна. Один вечер у Нейлы* с Клифтоном Уэббом, Глория Суонсон, Граци Мур. Закончили поздно. Ройбенс заявила: ее муж хочет, чтобы она завела себе любовника, при прощании назвала мне его имя. Она слишком толста.
На Рождество от Наташи амулет, носить ежедневно. Ей — пару браслетов. Для Петер радиограммофон. Какая-то вечеринка. Наташа в вечернем платье, черный верх, как жакет, золотая юбка. Позже с ней еще раз туда.
Флу в Нью-Йорке. Затонул линкор Шарнхорст. В Святки бомбили Берлин.
Приехала Пума. Видел ее в «Морокко» в черном, в большой шляпе со своим Габеном, наконец в мундире. Хорошая сцена для скандала.
Читал Конрада Фердинанда Майера. Распаковал книги. И наконец чемоданы. Тоскую по Порто-Ронко. Верфель болен, новый сердечный приступ. Дагмар выздоровела после пневмонии.
10.01.<1944. Нью-Йорк>
Вечер с Наташей. Немного сдержанности. Больше. Остров, оглушенный прибоями, над которым тихо стоит небо, забыв о времени.
Картины. Один Сезанн у Зальца. Ковры из Китая, суньский фарфор. Мир (баланс), который сохранился только в искусстве. Один Коро с серебристым небом больше, чем когда-то прежде: ностальгия, бегство, печаль, замок и надежда. Не бежать прочь, но и не плыть по течению, оставаться внимательным, смотреть, но не понимать. Вдвойне любить то, что противится. Если рушатся лавины, бессмысленно рушиться вмести с ними или пытаться их удержать. Оставаться крепким, чтобы потом помогать в раскопках, изуродованное, обгоревшее лицо жизни — что? Изображать? Помочь исцелить? Ничего, кроме как очищать от обломков и крови.
Луга. Идеи. Солдат, который снова хочет стать человеком.
Сила воображения. Купание в крови, которую не видишь. Шутки в газетах по поводу погибших — только потому, что они относятся к другим нациям, одно и то же по всему миру. Звезды кино, которые гордо показывают, как память, револьверы, отобранные у почитателей мертвых японцев. Сплетники-колумнисты с радостью пишут, что привлеченные кинозвезды обещали им доставить черепа японцев. Родители пяти утонувших на том же корабле детей — Салливан, который продает права Голливуду. Кинодивы, которые украшают бомбы лозунгами. Радиокомментаторы, начинающие со слов: «Русский медведь…»
Ночь без звука. Холодно и высоко.
19.03. <1944. Нью-Йорк> воскресенье
Ясные дни. Пахнет весной. Редко покидал отель. Вечером почти всегда Наташа. Немного прогулок. Легкая головная боль. Костолом Арли. Маргот Опель вернулась из Майами и концлагеря. Фриц поседел. Еще там, в еврейском лагере. Пума в Нью-Йорке. Готова идти на фронт — фронтовые шоу. Звонила несколько раз. Нет желания с ней говорить. Все фальшиво. Премьера Верфеля «Якобовски и полковник». Иногда тошнотворное настроение. Успех. Луиза Райнер вернулась из Италии.
Жизнь в себе. Ожидать. Читать. Работать.
Русские на румынской границе. Союзники после усиленной бомбардировки все еще сражаются за Монте-Кассино. Днем и ночью авиационные налеты на Германию. Сомнительно, что откроют второй фронт в этом году. Сталин — единственный, кто признал режим Бадольо в Италии. Загадка, почему.
Девушки с обложек журналов, мальчики с обложек, одичание девочек-подростков, послевоенные планировщики, которые едва ли знают, является ли Мюнхен портовым городом, журналисты, которые хотят делать мировую историю, убийство Лонергана*, сделавшее юстицию фарсом, налоговые формуляры к 15.03, которые даже иной эксперт не в силах понять, алчность, болтовня, отголоски разрушения мира. Вынырнувшие из героизма, жертвенности, гибели — вечная коррупция, политиканство, эгоизм, нетерпимость, глупость, вечное, неистребимое.
Грэфенберг вернул пятьсот долларов. Тюльпаны. Ночью дождь, вокруг фонарей. Музыка. Книги.
Словесный потоп. Столетие невоплощенных идей. Столетие мыслей, подобных зеленым яблокам, сорванных недозрелыми, украденных, распятых. Предательство слов. Мысли, самые лучшие, распяты на кресте самых дешевых слов.
Демократия слова, насильственно превращенная в демагогию. Все надо доказать. Все надо окрасить. О тайна, о восковая почва молчания.
06.07.<1944. Нью-Йорк>
Русские взяли Минск. Двести километров до Восточной Пруссии.
Почти все время дома. Медленно работаю* дальше. Читаю. Жара. Грозы. Прохлада. Жара. Наташа несколько дней за городом. Вчера вернулась. Жара. Вечером здесь. Обеспокоена, что я следую за правительственно-стратегической службой*. Вчера звонили Пирсоны. Хотят сейчас, чтобы я приехал к ним на три месяца. Увижу его сегодня.
Один вечер с Би Коул. Гнездо бандерши. У всех бандерш хватает здравого смысла. Один вечер у Бенацки. Должен был заплатить тридцать восемь тысяч франков за свой дом в Швейцарии. Почти невероятно — прощай Порто-Ронко.
Четвертого июля несколько часов в музее «Метрополитен». Египет. Картины. Вермеер. Несколько подлинников Рембрандта. Два вечера у Петер.
23.07.<1944. Нью-Йорк> воскресенье
Тревожная неделя. Покушение на Гитлера. Четверг. Полковник фон Штауффенберг с офицерами. Неудачное. Предположительно, заговор армейских офицеров. Германия закрыта. Гиммлер — верховный шеф «домашнего фронта». Кровавая баня. Согласно немецкому радио, застрелен генерал-полковник Людвиг Бек. Остальные казнены. Слухи о пытках, волнениях в СС и армии, казнях генералов и т. д. Чувствуется напряжение, вызванное последними известиями, с которым, несмотря на все усилия, приходится постоянно жить.
Русские под Люблином и Брест-Литовском. Взята Пиза. Каен, наконец, во Франции.
Наташа уехала в пятницу в Саутгемптон с миллионером Роджерсом. Вернулись Зальцы. Работаю над своей книгой*.
Можно учиться у ковров, картин, произведений искусства, музыки, художников: самое важное — это авторитет (от знания к воплощению), ясность, пропорция.
23.10.<1944. Нью-Йорк>
Литтауэр вернулся из Англии, солдатчина. Вчера днем Фрэнсис Кейн. Милая, стремительная, остроумная, в то же время несколько не хватает образования — весьма не редкое сочетание. Вечером у Петер. Зальц, который ходит в баню, чтобы изучать людей. «Сегодня говорил со Стеттиниусом*», — с гордостью сообщает он. В голом виде все кажется проще.
