На выходные жена уехала в Дарем
[85] — навестить младшую сестру Джейсона. О’Рурк нисколько не возражал против того, чтобы тратить деньги на образование Дженни. Результаты ее учебы свидетельствовали о том, что она не только регулярно открывает книги, но и воздерживается от того, чтобы крутить из их страниц косяки.
О’Рурк зашел в холл, бросил ключи в чашу на столике и крикнул:
— Джейсон!
Ответа не последовало. Перестроенный чердак был святилищем хозяина, маленьким убежищем для него одного. Формально это был рабочий кабинет, но на деле самые приятные его особенности заключались в большом бильярдном столе и телевизоре с большим экраном. Кроме того, здесь был устроен отдельный задний балкон, где он мог спокойно курить сигары, не провоцируя гнев супруги. Джейсон хорошо знал, что ему не следует туда входить. Чердак находился под полным запретом с тех пор, как, явившись однажды вечером, хозяин обнаружил сына на любимом бильярде — яростно совокупляющимся с какой-то девицей. Он не стал бить парня только потому, что не знал, кто эта девушка. Газетчики бы точно не упустили небольшой скандал в дополнение к их нынешней навязчивой идее разнести «Гарда Шихана» в пух и прах. Впрочем, если сын вновь взялся за старое, то в этот раз О’Рурка не остановят ни заголовки газет, ни муки, которые он претерпит от жены. Теперь он точно устроит мальчику трепку, на которую тот регулярно напрашивается на протяжении всех двадцати лет своей сверхпривилегированной жизни. В прошлый раз пришлось разориться на четыреста евро, чтобы заново перетянуть стол. Технической необходимости в этом не было — стол остался неповрежденным. Но смотреть на оскверненную ткань не было никаких сил.
— Джейсон!
Поднявшись до площадки второго этажа, О’Рурк почувствовал, как в нем закипает гнев. На работе каждое его слово было Откровением и любой приказ выполнялся точно и в срок. Но в собственном доме его же безмозглый сын плевать хотел на любые правила, грубо нарушая их с улыбкой идиота.
Приготовившись к худшему, О’Рурк распахнул дверь и окинул комнату взглядом справа налево. Бильярдный стол оказался благословенно пуст. Джейсона нигде не было видно.
— Ёб твою мать!! — воскликнул О’Рурк от неожиданности.
Банни Макгэрри, сидевший перед телевизором в кожаном кресле, поднял бокал неприлично дорогого двенадцатилетнего виски «Милтон», принадлежавшего О’Рурку.
— Комиссар, за вашу жопу!
Он чувствовал себя здесь как дома. Длинная дубленка из овчины висела на подлокотнике кресла, на коленях лежала клюшка для хёрлинга.
— Господи, Банни! Какого хуя ты забыл в моем доме?
— Просто захотелось пообщаться.
— Тогда позвонил бы моему секретарю и записался на прием, как все нормальные люди.
Опасливо оглядев комнату, О’Рурк закрыл за собой дверь.
— Я не из тех, кто записывается на прием.
О’Рурк пересек комнату и поднял бутылку с ковра возле Банни.
— Я вижу, ты и не из тех, кто ограничивается полумерами. Ты хоть представляешь, сколько он стоит?
— Запиши на мой счет.
О’Рурк подошел к бару и взял еще один бокал. Наполнив его до половины, он демонстративно поставил бутылку на место.
— Как ты вообще сюда попал? В этом доме совершенная сигнализация.
— А у меня имеется совершенный ключик.
Банни нежно похлопал по хёрлу.
В понедельник утром на охранную фирму обрушится мать всех пиздецов. Какой толк платить двенадцать «тонн», если сюда может залезть любой дикарь с клюшкой?
— Шикарное у тебя местечко. Удивлен, что ты ни разу меня сюда не пригласил.
— Я бы пригласил, Банни, но ты же ни хуя не умеешь вести себя в приличном обществе.
— Что еще за херов бред? — будто горохом посыпались слова Банни. — На званых обедах я, бля, просто душка.
Даже спустя четверть века знакомства с этим человеком О’Рурк никогда не понимал, когда Банни действительно сердится, а когда валяет дурака. Его посетило неприятное чувство дежавю — старое болезненное ощущение, что любой разговор с Банни Макгэрри может окончиться чем угодно. Это как игра в русскую рулетку.
— Помнишь мою жену, Банни? А вот она тебя хорошо запомнила — как и твой перформанс на нашей свадьбе.
— Ты про… — с губ Банни слетела слюна, когда он ожесточенно зажестикулировал. — Тот херов лебедь мог сломать руку какому-нибудь ребенку!
— Поэтому надо было ломать ему шею? Ты хоть представляешь, сколько проблем ты мне этим создал?
Банни ухмыльнулся и осушил бокал до дна.
О’Рурк воспользовался короткой паузой в разговоре, чтобы как следует рассмотреть старого друга. Лицо Банни покрылось мешаниной из злосчастных красных пятен — верный признак того, что он и не думал завязывать с пьянством. А ведь у него давно миновал тот возраст, когда тело легко восстанавливается после любого ужасного с ним обращения. Кроме того, он заметно прибавил в весе, хотя и не был никогда тем, кого традиционно можно назвать атлетом.
— Ладно, — сказал О’Рурк. — Хватит чесать языками. Почему ты здесь?
— Пол Малкроун.
— Этим делом занимается Джимми Стюарт. Поговори с ним.
— О, я бы с радостью, но он уже отстранен.
Новость застала О’Рурка врасплох.
— Какого черта?
— Он хороший коп. В наше время таких немного.
— Завтра утром сделаю пару звонов. А тебе-то что за дело? — Пристально посмотрев на Макгэрри, О’Рурк поднес бокал к губам. — Когда вы успели подружиться? Я думал, для тебя он слишком «правильный».
— Возможно, с годами я становлюсь мягче.
— И это говорит человек, который только что вломился в мой дом. Это расследование не имеет к тебе отношения, Банни. Прими мудрый совет: не влезай.
Банни качнулся вперед, показав, что его переменчивая сила никуда не делась, и заговорил низким рычащим голосом:
— Малкроун — один из моих пацанов.
О’Рурк закатил глаза.
— Ах да, черт возьми, твоя драгоценная команда по хёрлингу. А ты забыл, что именно он выставил тебя некомпетентным бараном в том деле Неллиса?
— Я бы так не сказал.
— А я бы сказал! Учитывая, что именно я был тем дурачком, который сделал все возможное, чтобы затащить тебя в специальный отдел.
— Ты был мне должен, — ответил Банни. — И я мог бы работать там до сих пор, если бы ты меня поддержал.
— Ни хрена, Банни. И хватит корчить из себя святого, задрал! — Двое мужчин встретились взглядами. — Не утруждай себя этой херней с вытаращенными глазами. Мы слишком давно друг друга знаем, чтобы на меня действовала подобная чепуха.
