Банни неуверенно встал и принялся разглядывать шкафчик со спортивными трофеями, установленный в углу. Он открыл его прежде, чем О’Рурк успел придумать, как ему помешать.
— Верно, — сказал Банни с легкой запинкой, — слишком давно. Я помню тебя еще сопливым недорослем, сошедшим с автобуса из Темплмора. В большом городе ты стал похож на потерянного ребенка. Я обучил тебя всему, что ты знаешь, верно?
— Ага, обучил как следует. Еле отучился потом от некоторых из твоих трюков.
Банни взял в руки статуэтку, которую два года назад О’Рурк выиграл на турнире по ловле форели, и принялся осматривать ее, словно прекрасное произведение искусства.
— Я о тебе заботился.
— И я позаботился о тебе. Не забывай, что благодаря мне у тебя привилегированное положение. Ты единственный гард в стране, который может неделями ни перед кем не отчитываться.
— Я добиваюсь результатов.
— Ну да. Только не будем забывать, какие проблемы создают некоторые из них.
Банни поставил статуэтку на место.
— Кстати, о результатах: Полин Макнейр была невинной гражданкой, но теперь она мертва.
— К чему ты клонишь, Банни?
— Сегодня какой-то козлина пытался надавить на адвокатшу Малкроуна, беременную женщину.
— Повторяю: к чему ты клонишь?
— И не забывай про бомбу — охуенную БОМБУ на улице, где играют дети.
— Еще раз, блядь: к чему ты клонишь, Банни?
— У вас утечка.
— Возможная утечка. Мои люди уже этим занялись.
— Нисколько не сомневаюсь. Джимми Стюарт считает, что это твоя пиарщица. Вероника Дойл, кажется?
— Это очень серьезное обвинение. У тебя или у детектива-инспектора Стюарта есть какие-то доказательства?
— Об этом следует спрашивать Стюарта. Но Дойл не та лошадка, на которую я бы ставил.
— Неужели?
— Ага, — ответил Банни. Он щелкнул по ободку уотерфордской хрустальной вазы, и по комнате разнесся чистейший звук. — Я думаю, это ты.
О’Рурк расхохотался.
— Ну спасибо тебе, Банни. Изрядно повеселил.
Банни не отрывал взгляда от шкафчика с трофеями.
— Она отчитывается перед тобой, я уверен.
— Свали домой и проспись, Банни. Если тебе повезет, я притворюсь, будто этого разговора никогда не было.
— Сегодня я весь день провел за чтением. Просмотрел все твои старые дела, Финтан. Величайшие хиты О’Рурка в его стремительном восхождении к власти, — подышав на макушку золотого гольфиста, Банни протер его рукавом. — Любишь гольф, Финтан? Я недавно тоже решил заняться.
— Продолжай в том же духе, Банни, и у тебя появится много времени для тренировок.
Банни осторожно поставил трофей туда, откуда взял.
— А все эти громкие аресты на основе анализа данных? Твоя карьера получила хороший толчок после устранения конкурентов Герри Фэллона, не так ли?
— Мы серьезно ударили и по нему.
— Ну да. Ровно настолько, чтобы не вызвать подозрений. Когда грамотно сливают бой, обычно наносят сначала пару ударов.
— Не могу поверить, что стою и слушаю весь этот параноидальный бред о теории заговора. И от кого? От тебя!
— Выходит, я ошибся?
— Чертовски ошибся! — О’Рурк подошел к Банни, ухватил за плечо и развернул к себе, после чего поднял к его лицу палец. — Кем бы ты ни был, но теперь ты никто! Ты все потерял, Банни. В старые времена я слишком мягко с тобой обращался. Помнишь тот рапорт двухлетней давности, в котором написано, что ты не годен для полицейской службы? Каким дураком я был, что не дал ему ход! Но, к счастью, я это вовремя понял — до того, как ты натворишь что-нибудь непоправимое. Теперь у тебя только два варианта: или ты бросаешь пить, или через две недели уходишь из полиции. Все понятно?
— Ты этого не сделаешь.
— Поверь мне.
Банни ничего не сказал, но О’Рурк заметил, как дрогнула его рука, когда он провел ею по лицу. В глазах мужчины появился намек на влагу.
— Есть в твоей печальной ничтожной жизни еще хоть что-то, кроме работы, Банни?
Между ними повисло молчание. О’Рурк отступил на шаг и оглядел пропитанную алкоголем человеческую оболочку. Кем бы ни был Банни в свое время, но эти дни давно миновали. Его старый друг умер. Осталось только вот это.
Банни опустил взгляд на деревянный лакированный пол и сердито нахмурился, словно оскорбленный его присутствием.
— Ну? — спросил О’Рурк.
После долгой паузы мужчина кивнул. Теперь он почему-то стал казаться меньше ростом. Под пьяной бравадой и тщательно культивируемой репутацией скрывался сломленный человек. Протравленный обидой и выпивкой.
Шумно выдохнув, О’Рурк пошел к своему рабочему столу. Подняв затейливо-резную деревянную крышку сигарной коробки, он вытащил из нее одну из кубинских сигар, купленных во время прошлогодней поездки в Америку. Затем он обрезал кончик, взял зажигалку и только после этого посмотрел на Банни.
— Я выйду покурить. Когда я вернусь, тебя уже здесь не будет. И больше я тебя никогда не увижу. А если твое имя еще хоть раз мелькнет в бумагах на моем столе — неважно, по какой причине, — то потерянный рапорт немедленно найдется. Понял?
Банни кивнул и развернулся к двери. Затем он открыл ее и, не оглядываясь, вышел.
Раздвинув двойные двери, О’Рурк прошел на балкон. Его руки слегка дрожали, когда он раскуривал сигару. За правым виском нарастала напряженная головная боль. Играя в эту игру, всегда приходится идти на компромиссы. Неделя выдалась просто адская. Фэллон прищемил его яйца со всех сторон. Как он это назвал? Гарантия взаимного уничтожения. Нынешнее дело грозило катастрофой с самого начала, но еще оставался способ выпутаться. Он хорошо замел следы, подумал О’Рурк. Конечно, меньше всего бы хотелось, чтобы к сильным мира сего, решающим ответственные вопросы, настойчиво лез Банни. С другой стороны, у вечно пьяного алкаша осталось не так уж много друзей в полиции. В свое время Банни — тот, прежний Банни — производил впечатление настоящей силы природы. Он работал грязно, но у него же был и кодекс. Именно он научил О’Рурка истине, что цель оправдывает средства. Разве О’Рурк делает не то же самое? Только в гораздо большем масштабе. Проблема Банни в том, что он никогда не видит общей картины. Он даже неспособен ее разглядеть.
О’Рурк глубоко затянулся сигарой, глядя на холмы и Дублинский залив внизу. Он увидел огни в море — несомненно, приближался паром. В голову пришла мысль, что Банни забыл свою клюшку…
А потом мир перевернулся.
Для крупного мужчины Банни по-прежнему умел двигаться обманчиво тихо. О’Рурк почувствовал, как одна рука легла ему на спину, а другая схватила за ремень и швырнула за парапет. В одно ужасное мгновение он повис на высоте третьего этажа, глядя на клумбы внизу — на их смутные темные очертания. Он увидел, как закувыркалась его падающая сигара, как стала отскакивать от стен, разбрасывая искры, пока окончательно не исчезла в темноте. Он начал скрести руками о карнизы, отчаянно пытаясь найти хоть что-нибудь, за что можно ухватиться. Наконец, он закричал. Боже правый, как он закричал! Это были не слова, только чистый ужас. Ужас во всю глотку. Он кричал не для того, чтобы услышали соседи, — дом был слишком далеко от любых соседей. Он кричал из чистой физиологической потребности.
