– Я проверил сегодняшние продажи билетов, – вмешивается Квинт. – Я знаю, что ты перенаправляла деньги прямо на свой банковский счет.
Вокруг нас ахают, и я понимаю, что мы стали центром внимания. Все притихли. Все наблюдают. Даже музыка смолкла.
– Но… Шона с нами уже больше десяти лет, – недоумевает Роза. – Я бы…
Она замолкает, и я знаю, что ей интересно, заметила бы она, если бы Шона ее обкрадывала. Она всегда так занята, но ее обязанности в Центре – управление персоналом и забота о животных, а не бухгалтерия. Когда дело доходит до денег, она только и делает, что подписывает там, где ей велят.
Где Шона велит ей расписаться.
Она в смятении смотрит на Шону.
– Это правда?
– Конечно, нет, – выплевывает Шона, и это самая ужасная ложь, которую она когда-либо выдавала. Ее лицо наливается краской, дыхание становится прерывистым, глаза пылают.
– Эта девчонка, – она тычет в меня пальцем, – с самого первого дня доставляет одни неприятности.
Она делает шаг ко мне. Я стою на месте, относительно уверенная в том, что она не попытается ударить меня, когда вокруг столько людей. Тем не менее, краем глаза я вижу, как напрягается Квинт, и готовлюсь к тому, что она скажет дальше. Но на этот раз я твердо знаю, что правда на моей стороне. Я не сделала ничего плохого, зато она причинила столько зла, и ее ложь накапливается, растет с каждой секундой. Она заслуживает наказания.
– А теперь она распространяет эти ужасные слухи, пытается настроить всех против меня, чтобы спасти собственную…
Я сжимаю кулак.
Ее каблук попадает в лужу пролитого вина, и она вскрикивает. Взмахивает руками. Одной рукой цепляется за меня и тащит за собой.
И мы обе летим вниз.
Она не отпускает меня.
Я не могу сгруппироваться.
Я ударяюсь головой об угол аукционного стола, и во второй раз за это лето мой мир погружается во тьму.
Сорок семь
Я открываю глаза и вижу мерцающие огни и желтые полосы. Квинт нависает надо мной, одной рукой придерживая мне голову. Я встречаюсь с ним взглядом, и его губы подрагивают в улыбке облегчения.
– Дежавю, – бормочет он.
Я отвечаю стоном. Пульсирующая боль в голове так же невыносима, как и тогда, после падения в «Энканто», и тревожный ропот вокруг не помогает.
– Дайте ей больше места. – Квинт жестом призывает всех отойти.
Я медленно приподнимаюсь, прижимая пальцы к вискам в попытке унять пульс.
– Вот, видите? – раздается пронзительный голос. Шона сидит в кресле рядом, приложив к плечу бутылку холодной воды. – С ней все в порядке. И, для протокола, я не нападала на нее. Это был несчастный случай. Вы все видели.
– Хватит, Шона, – резко обрывает ее Роза. – К тому же это не тот иск, о котором тебе следует беспокоиться.
Шона изумленно смотрит на нее:
– Ты не посмеешь… после всего, что я сделала для этой организации!
Роза распрямляет спину, и я понимаю, что ей требуется вся сила воли, чтобы не выкрикнуть что-то грубое, не накричать на Шону, но ей хватает мудрости держать язык за зубами перед таким количеством гостей.
– Сегодня я не стану принимать никаких решений, но сначала встречусь с адвокатом. А пока, чтобы исключить всякое недопонимание… ты уволена.
Шона задерживает на ней злобный взгляд и фыркает. Она бросает бутылку с водой на стойку и хватает один из бокалов с недопитым шампанским.
– Прекрасно. Посмотрим, как долго протянет твоя драгоценная благотворительность без меня.
– О, я думаю, мы справимся, – отвечает Роза. – Возможно, мы наконец начнем процветать, когда ты перестанешь выкачивать из нас деньги при каждом удобном случае.
Шона игнорирует ее, залпом допивает шампанское, встает и пробирается к выходу.
Я делаю еще одну попытку, сжимая кулак.
Ничего не происходит.
Мало того, что ничего не происходит, но и моя хватка слабеет. А в груди разливается странная пустота.
Я смотрю на свою руку, и в водоворот моих мыслей вселяется ужас. Неужели?..
– Я сейчас. – Морган бросает белую льняную салфетку на пол и вытирает лужицу. – Не хочу, чтобы еще кто-то пострадал.
Такой простой жест, но бескорыстный. Доброе дело.
Пожалуйста, о, пожалуйста...
Я щелкаю пальцами и задерживаю дыхание.
– Либо ты действительно неуклюжая, – говорит Морган, – либо просто невезучая. – Она бросает мокрую салфетку на поднос, заставленный пустыми тарелками и бокалами.
И… ничего.
Никаких приятных неожиданностей свыше. Никакой награды.
Может быть, вытереть лужицу – недостаточно большое дело, чтобы привлечь внимание мироздания? Я оглядываю зал и вижу, как один из гостей бросает деньги в ящик для пожертвований на сцене.
Я делаю еще одну попытку. Щелкаю пальцами. Щелк. Щелк.
Мужчина возвращается к своему столику. Никаких признаков того, что он получил хорошую карму за свое пожертвование.
– Нет, – шепчу я. – Пожалуйста.
– Прю? – Квинт хмурится, глядя на меня. Он все еще поддерживает меня, и я чувствую его ладонь между лопаток. – Что не так?
Я сержусь на него. Ничего не могу с собой поделать.
– Кажется, все ушло.
– Что ушло?
Я шмыгаю носом, хотя и понимаю, что это выглядит как мелодрама. Но мне все равно. Когда-то я видела в своей кармической способности проклятие, но… по большому счету, она оказалась не более чем забавой.
– Мироздание, – бормочу я.
Квинт хмурится еще сильнее. Он долго смотрит на меня, потом поворачивается к маме.
– Может, стоит вызвать «скорую»?
– Нет, – говорю я. – Со мной все в порядке. Ты не поможешь мне подняться?
– Я не уверен, что тебе следует…
Не обращая внимания на предостережения, я хватаюсь за его предплечье и подтягиваюсь. Он пошатывается, но нам обоим удается подняться на ноги, не рухнув на пол.
– Пруденс? – Роза подхватывает меня под локоть. – Тебе следует обратиться к врачу, тем более что это уже вторая травма головы за лето.
– Угу, хорошо. – У меня больше нет сил спорить. Ни с кем. Не сегодня. – Я схожу завтра. Только… пожалуйста, не вызывайте «скорую». Этот вечер и без того достаточно странный.
Роза хмурится. Видно, что она колеблется, и, чтобы доказать, что со мной все в порядке, я улыбаюсь ей:
– Со мной все хорошо. Честное слово.
Она тяжело вздыхает.
