Взгляд останавливается не на ком ином, как на Квинте. Он помогает ребятам устанавливать волейбольную сетку.
Ха! Идеально. Если кто и заслуживает кармического возмездия за свое поведение в этом году, так это определенно Квинт Эриксон.
Я вспоминаю, как часто он опаздывал. Отлынивал от работы. Бросил меня на произвол судьбы в день презентации.
И категорически отказывается помочь мне переделать наш проект.
Я крепко сжимаю кулак.
Жду.
– Привет, Квинт! – К нему подходит девочка из нашего класса. Я оживляюсь. Что она собирается сделать? Дать ему пощечину за какую-то таинственную мелодраму, о которой я не знаю?
– Как дела? – Квинт улыбается в ответ.
– Хорошо. Я принесла домашнее печенье. Хочешь? – Она протягивает ему жестяную коробку.
– Да, черт возьми, еще как хочу. – Он берет печенье. – Спасибо.
– На здоровье. – Она лучезарно улыбается ему и уходит.
Я ошеломлена.
Может, печенье отравлено? Но я сильно в этом сомневаюсь.
Квинт жует печенье и заканчивает натягивать сетку.
Я наблюдаю еще с минуту, совершенно сбитая с толку. Вскоре становится ясно, что ничего страшного с Квинтом не происходит. Более того, как только начинается игра, он зарабатывает первое очко для своей команды, получая шквал одобрительных криков и восторженных аплодисментов.
Надув губы, я наконец разжимаю кулак.
– Вот так-то, – бормочу я. Разочарование велико, но я не уверена, в чем больше разочарована – в мироздании или в себе, почти поверившей в нечто настолько абсурдное.
Я расправляю плечи. Довольно глупостей. Остаток вечера я собираюсь провести за книгой, которую взяла с собой. Буду есть сморы и слушать, как Ари пытается собрать воедино последовательность аккордов своей новой песни. Короче, буду расслабляться.
Я беру сандалии и начинаю обуваться.
– Я тебя умоляю. Он такой зануда. Ты ведь знаешь, что он играет в «Подземелья и драконы»?
Я замираю. Мне не нужно выглядывать, чтобы понять, чей это голос. Джанин Юинг. Я не вижу ни ее, ни того, с кем она разговаривает, но могу сказать, кого они обсуждают. Джуда или его друзей – Мэтта и Сесара, тоже из десятого класса, – или девятиклассника Рассела, присоединившегося к их группе несколько месяцев назад.
– Серьезно? – произносит другой девичий голос. Кэти?
– В эту дурацкую ролевую игру из восьмидесятых? Как те малыши в «Очень странных делах»
[22]?
– Вот-вот, – говорит Джанин. – Как тебе это нравится? Неужели больше нечем заняться?
Я выглядываю в расщелину между скалами и вижу Джанин и Кэти всего в нескольких шагах от утеса. В бикини и солнцезащитных очках, они лежат на ярких пляжных полотенцах. Ох… и Майя с ними. Они выглядят как на рекламной картинке солнцезащитного крема, причем смотрятся неплохо. Майя так и вовсе похожа на голливудскую старлетку. Она из тех девушек, которые словно сошли с рекламного плаката косметики. Глаз не оторвать от ее загорелой кожи, согретой закатным солнцем, густых черных волос в естественных кудрях, обрамляющих лицо, и россыпи веснушек, таких очаровательных, что могли бы вдохновить на сочинение сонетов.
Неудивительно, что Джуд – не единственный парень в школе, влюбленный в нее без памяти.
– А разве «Демоны и драконы» – не игра в поклонение дьяволу? – спрашивает Кэти.
Я закатываю глаза, и, к чести Майи, она опускает очки на кончик носа и бросает на Кэти взгляд, в котором читается, что она согласна со мной в том, насколько неуместна эта реплика.
– «Подземелья и драконы», – поправляет она. – И я почти уверена, этот слух запущен теми, кто считает Гарри Поттера злом.
Должна признать, что, хотя я частенько недоумеваю по поводу безумной преданности Джуда этой девушке, у Майи бывают просветления.
Она возвращает очки на место.
– Как бы то ни было. Отстань. Мне нравится Джуд.
Я широко распахиваю глаза. Пауза. Перемотка назад. Ей нравится Джуд?
Неужели она хочет сказать, что он ей действительно нравится?
У меня кружится голова. Я напрягаю слух, пытаясь уловить каждое слово. Если бы я смогла вернуться к Джуду с эмпирическими доказательствами того, что его чувства все-таки не безответны, меня бы номинировали на звание «Лучшей сестры года».
– Конечно, он тебе нравится, – говорит Джанин. – А кому он не нравится? Он такой милый.
– Очень милый, – решительно соглашается Кэти. Так решительно, что это звучит почти как оскорбление.
– Но при этом он… – Джанин замолкает. Она довольно долго подыскивает нужные слова. – Ну, типа, так в тебя влюблен. Даже немного жутковато.
У меня вырывается усмешка. Нашла тоже жутковатого! Джуд вовсе не такой.
Я снова скрываюсь за скалой, пока они не оглянулись и не увидели меня, но их разговор не прерывается.
– Да, порой он слишком пристально смотрит на меня, – соглашается Майя. – Раньше мне это льстило, но теперь… не знаю. Не хочу быть злюкой, но как ты думаешь, он поймет намек на то, что я не заинтересована?
Я морщусь.
Вот тебе и план.
– Это действительно похоже на одержимость, – добавляет Кэти. – Но в приятном смысле?
Я снова выглядываю в расщелину, хмурясь. Джуд не одержимый!
По крайней мере, не настолько одержимый.
Он просто влюблен в нее. Это не преступление! Она должна быть на седьмом небе от счастья, что привлекла внимание такого доброго и замечательного человека, как Джуд!
– Говорю же, мне нравится Джуд, – повторяет Майя. – Но я чувствую себя немного виноватой, зная о том, что он неровно ко мне дышит, когда… ну, это просто никогда не случится.
– Тебе не в чем себя винить! – заявляет Джанин. – Ты ничего плохого не сделала.
– Да, я знаю. Наверное, не моя вина, что он меня не интересует.
Кэти внезапно шикает на нее, но с какой-то жестокой усмешкой.
– Тише, Майя. Господи, вон он. Еще услышит.
– Ой! – спохватывается Майя, прижимая ладонь ко рту. – Я не знала.
Но Джанин подталкивает ее локтем.
– Да ладно. Может, он поймет намек.
Я оглядываюсь и замечаю проходящего мимо Джуда. Я едва успеваю рассмотреть выражение его лица, а он уже поворачивается, чтобы вернуться к нашему месту на пляже. Трудно сказать, слышал он их разговор или нет. А тень, пробежавшая по его лицу – от смущения она или от боли… Или просто отброшена заходящим солнцем.
