Вскоре я вижу, как девушка студенческого возраста пролезает без очереди к прилавку с фруктовым льдом. Она едва успевает попробовать мороженое, как на сладкий рожок слетается рой черных мух. Девушка с отвращением пытается стряхнуть их, и большая часть лакомства оказывается на земле.
Мужчина средних лет берет у Джуда голубой флаер. Но, как только мой брат отворачивается, мужчина корчит гримасу, комкает флаер и выбрасывает его через плечо. Листок, подхваченный ветром, подпрыгивает на песке, прежде чем зацепиться за чей-то кулер.
Возмущение бушует в моей груди. Этот флаер рекламирует уборку пляжа, а ты, придурок, только мусоришь!
На этот раз сжимаются оба кулака.
Внезапно появляется малышка, ковыляет к мужчине. На ней лишь подгузник да розовый бантик в тонких волосах. Ребенок замирает и поднимает недоуменный взгляд на мужчину. Он пытается обойти ее, но в этот момент она сгибается пополам и, ее тошнит прямо ему на ноги.
Он в шлепанцах, так что его босым ступням достается.
Он брезгливо вскрикивает. Подбегает мама девочки, приносит извинения, но ущерб уже нанесен.
Я морщусь, но меня распирает от смеха.
Джуд, между тем, ничего не заметив, пробираясь дальше сквозь толпу. С довольной ухмылкой я бегу за смятой листовкой, которую ветер гонит как перекати-поле между рядами пляжных полотенец.
Вокруг полно людей, но, если кто и заметил клочок бумаги, то не потрудился его поднять. Может, это и мелочь, однако меня возмущает их лень. Подхватить бумажку – секундное дело. Вдоль набережной через каждый десяток шагов стоят урны!
Я упорно преследую скомканный флаер, хотя ветер уносит его все дальше и дальше. Наконец, когда я уже близка к цели, откуда ни возьмись появляется длинная палка для захвата мусора и подцепляет бумажку.
Я останавливаюсь и встречаюсь взглядом с женщиной. На вид она ровесница моей бабушки – от семидесяти до ста, невозможно сказать наверняка. В левой руке она держит металлоискатель, в правой – палку-хваталку. На бедрах болтается пояс с инструментами для прочесывания песка и уборки пляжа. Там же резиновые перчатки, маленький совок, многоразовая бутылка с водой, большой мешок для мусора.
Женщина подмигивает мне:
– Я ее поймала, – говорит она, сбрасывая голубую бумажку в мешок.
Она поворачивается и идет дальше по пляжу, удаляясь от толпы и фестиваля, обшаривая металлоискателем песчаный берег. Время от времени она останавливается, чтобы подобрать мусор и сунуть его в мешок.
Я переминаюсь с ноги на ногу, с недоумением понимая, насколько это зрелище редкое и неожиданное. Мне еще не доводилось видеть, как кто-то делает доброе дело не ради славы и наград, а просто потому, что это правильно.
И да, я знаю, что сбор мусора – мелочь. Возможно, большинство даже считает это не стоящим внимания.
Но один этот поступок поднимает мне настроение и ободряет, особенно если учесть, что в последнее время я то и дело сталкиваюсь с грубостью и невнимательностью людей.
В голову приходит мысль.
Я смотрю на свои руки, и задумчивая улыбка трогает губы. А что, если…
Я помню, как Квинт нашел двадцатидолларовую купюру, когда я пыталась наказать его за опоздание. Я тогда не знала о калане… но мироздание знало.
Так, может быть…
Я смотрю вслед той женщине. Она подбирает банку из-под пива. Переворачивает ее, вытряхивая остатки на песок, прежде чем бросить в мешок.
На этот раз, вместо того чтобы сжать руку в злой кулак, я делаю глубокий вдох и щелкаю пальцами.
В тот же миг я слышу сигнал.
Он доносится издалека, но я знаю, что его издает металлоискатель в руках женщины.
Она останавливается и водит детектором вокруг себя. Он снова пищит, когда обнаруживает точное место захоронения некоего сокровища. Сердце бешено колотится, но женщина даже не проявляет любопытства. Мне интересно, как часто «сокровище» оказывается не более чем закопанной бутылочной крышкой, алюминиевой банкой, монеткой.
Я подхожу ближе, прикусив нижнюю губу. Потому что я знаю. Знаю, что это не мусор. И не какой-нибудь пенни.
Женщина приседает на корточки, отцепляет от пояса маленькую ручную лопатку и начинает копать.
Раскопки занимают больше времени, чем я думала. Она работает медленно, аккуратно снимая песок слой за слоем, периодически обследуя его металлоискателем, чтобы убедиться, что ничего не пропустила.
И вдруг она замирает.
Ее пальцы зарываются в песок и извлекают что-то маленькое и блестящее. На мгновение меня охватывает разочарование. Может, это все-таки пенни.
Но вещица искрится на солнце, и у меня перехватывает дыхание.
На лице расплывается улыбка.
Я думаю, это сережка.
С бриллиантом.
– Ты когда-нибудь занималась поиском сокровищ с металлоискателем?
Я вскрикиваю. Нет, скорее, издаю по-настоящему дикий вопль, когда резко оборачиваюсь, врезаясь в плечо Квинта.
– Ой! – Пошатнувшись, он отступает назад, потирая ушибленное место.
– Ты меня до смерти напугал! – Я прижимаю руку к груди. – Почему ты стоишь так близко?
Он смотрит на меня так, словно я только что спросила, почему рыбы плавают в море.
– Пришел узнать, как дела. Извини. Я не хотел напугать тебя до смерти.
Он поддразнивает меня, но мое сердце еще не успокоилось, и у меня нет сил, чтобы злиться. Или смеяться.
– Ты… видел что-нибудь? – Меня вдруг охватывает смущение. Могу себе представить, как это выглядело со стороны: я щелкаю пальцами, наблюдая за какой-то бродяжкой, словно одержимый сталкер. А потом она находит что-то столь драгоценное…
Но Квинт озадаченно смотрит на меня.
– Я видел там, на набережной, ларек с гирос
[47] и теперь умираю с голоду.
Он, наверное, разочарован, потому что я даже не улыбаюсь.
– А почему ты спрашиваешь? Что происходит?
– Ничего! Ничего.
Он вскидывает брови. Забавно, как его брови будто говорят на своем собственном языке, и, кажется, я начинаю их понимать.
– Два «ничего» всегда что-то значат.
– О, так ты теперь психолог? – Я оглядываюсь через плечо. Женщина уходит прочь, все так же терпеливо поводя металлоискателем из стороны в сторону. Интересно, мне это только кажется, или в ее походке появилась некая легкость?
