– Тебе стоит попробовать, – говорю я, подталкивая к ней папку.
Она вздрагивает.
– Ну, не знаю. Что я вообще могу спеть?
– Скажем, любую песню из записанных за последние сто лет? – говорит Джуд.
Она молча смотрит на него, но его комментарий ей явно нравится. Ари любит музыку. Всякую. В этом смысле она ходячая Википедия, охватывающая все направления, от джаза тридцатых годов до панк-рока восьмидесятых и современного инди. На самом деле мы, наверное, никогда бы не встретились с ней, если бы не ее одержимость. Мои родители владеют музыкальным магазином «Венчерс Винил» в квартале от Мейн-стрит, названным в честь популярной серф-рок-группы шестидесятых
[7]. Ари начала приходить туда, когда мы учились в средней школе. Карманных денег у нее водилось куда больше, чем когда-либо получала я, и каждый месяц она приходила и покупала столько пластинок, сколько могла себе позволить.
Мои родители обожают Ари. Они в шутку называют ее своим шестым ребенком. И говорят, что Ари в одиночку поддерживает их бизнес последние несколько лет, что могло бы показаться милым, если бы я не боялась, что это недалеко от истины.
Ари с надеждой переводит взгляд на меня:
– Мы можем спеть дуэтом?
Я сдерживаю инстинктивное и страстное «нет» и вместо этого безнадежно киваю на учебник.
– Прости. Мне нужно закончить эту работу.
Она хмурится.
– Джуд написал свою статью за десять минут. Давай, соглашайся. Может, что-нибудь из «Битлз»?
Я не уверена, предлагает она это из-за моей любви к «Битлз» или потому, что это единственная группа, чьи песни я знаю наизусть. Мы с братьями и сестрами выросли в музыкальном магазине – можно сказать, с раннего детства купались в море разнообразной музыки, – но никто, по мнению моих родителей, никогда не сравнится с «Битлз». Они даже назвали всех своих пятерых детей в честь песен «Битлз» – «Эй, Джуд», «Дорогая Пруденс», «Люси в небесах с алмазами», «Пенни-Лейн» и «Элинор Ригби».
Понимая, что Ари все еще ждет ответа, я вздыхаю:
– Может быть. Не знаю. Мне нужно закончить это.
Она листает песенник, а я пытаюсь сосредоточиться на домашнем задании.
– «Ширли Темпл» звучит неплохо, – говорит Джуд. – Кто-нибудь хочет пить?
– Немного по-девчачьи, тебе не кажется? – поддразниваю я.
Он пожимает плечами и выскальзывает из-за столика.
– Мне достаточно комфортно в моей мужественности.
– Я хочу твою вишенку! – кричит ему вслед Ари.
– Эй, этот парень, с которым ты заигрываешь, – мой брат!
Джуд замирает, смотрит на меня, потом на Ари и стремительно краснеет.
Мы с ней хохочем. Джуд качает головой и идет к бару. Я складываю ладони рупором и кричу ему вдогонку:
– Да, и нам тоже принеси!
Он, не оглядываясь, машет рукой, давая понять, что услышал.
Нам не положено заходить в зону «двадцать один плюс», поэтому Джуд останавливается у невидимого барьера, чтобы передать бармену наш заказ.
Я успеваю написать еще один абзац, когда Джуд возвращается с тремя высокими стаканами, наполненными шипучей розовой газировкой. В каждом двойные вишенки. Не спрашивая разрешения, Ари берет ложку и, вычерпывая вишни из наших с Джудом стаканов, перекладывает их себе.
– Всем привет и добро пожаловать на нашу первую еженедельную караоке-вечеринку! – говорит Карлос в микрофон, который принесла с собой Триш. – Меня зовут Карлос, и я управляю этим заведением. Я очень ценю ваше отношение и надеюсь, что вы весело проведете этот вечер. Не стесняйтесь. Мы все здесь друзья, так что поднимайтесь на сцену и выкладывайтесь на всю катушку! Я рад представить вам ведущую нашего караоке, Триш Роксби.
Раздаются негромкие аплодисменты. Триш берет микрофон, а Карлос идет к кухне.
– Эй, эй, разве ты не споешь? – останавливает его Триш.
Карлос оборачивается, в ужасе распахивает глаза, и усмехается:
– Может быть, на следующей неделе?
– Ловлю тебя на слове, – говорит Триш.
– Я сказал, может быть. – Карлос отходит подальше.
Триш улыбается завсегдатаям кафе:
– Привет, ребята, очень рада быть здесь сегодня с вами. Знаю, никто не любит выходить первым, поэтому я сама начну эту вечеринку. Пожалуйста, передайте мне записки, чтобы я знала, какие песни вы хотите спеть, иначе вам придется слушать меня следующие три часа.
Она включает установку, и из динамиков доносится гитарный рифф «Я люблю рок-н-ролл» в исполнении Джоан Джетт.
Я стараюсь не застонать в голос, но… нет. Как можно сосредоточиться на домашнем задании, когда такое звучит фоном? Это же кафе, а не рок-концерт.
– Хм, неожиданно, – говорит Джуд.
– Ага! – Ари одобрительно кивает. – Она действительно хороша.
– Я не об этом. – Джуд толкает меня локтем в бок. – Прю, смотри. Там Квинт.
Четыре
Я резко вскидываю голову. На мгновение мне кажется, что Джуд меня просто разыгрывает. Но нет, вот же он. Квинт Эриксон, рядом с табличкой «ВЫБИРАЙТЕ МЕСТО НА СВОЙ ВКУС» прямо у входа. Он с девушкой, мне не знакомой, миниатюрной азиаткой. Ее волосы собраны в два небрежных хвостика. На ней джинсовые шорты и выцветшая футболка с изображением снежного человека и надписью ЧЕМПИОН МИРА ПО ИГРЕ В ПРЯТКИ.
И если Квинт с интересом наблюдает за тем, как Триш старается от души, то девушка полностью поглощена своим телефоном.
– Эй. – Ари склоняется над столом и едва ли не шепчет, хотя никто не может нас услышать. Гортанный голос Триш Роксби, призывающий «детку» опустить еще одну монету в музыкальный автомат, перекрывает все звуки. – Это Квинт? Тот самый Квинт?
Я хмурюсь:
– Что значит «тот самый»?
– Ну как, что? Ты же только о нем и говорила весь этот год.
У меня вырывается смешок, короткий и безрадостный.
– А вот и нет!
– Вроде того, – говорит Джуд. – Не знаю, кто из нас больше рад началу летних каникул. Ты – потому что тебе больше не придется иметь с ним дело, или я, избавленный от повинности выслушивать твои жалобы на него.
– Он симпатичнее, чем я себе представляла, – замечает Ари.
– О да, тот еще жеребчик, – усмехается Джуд. – Все обожают Квинта.
– Только потому, что его несуразность взывает к низшим инстинктам общества.
