Через несколько секунд, не поднимая глаз, Морган вскидывает руку.
– Все слышали, что она сказала? За работу!
Мы с Квинтом напряженно переглядываемся. Наконец он собирается с духом и медленно, словно приближаясь дикому зверю, идет к Морган.
Теперь я более отчетливо вижу ее гипс. На нем нарисованы сельскохозяйственные животные вперемешку с веганскими лозунгами, выведенными заглавными буквами. ДРУЗЬЯ, А НЕ ЕДА. ЗАНИМАЙТЕСЬ ЛЮБОВЬЮ, А НЕ СОСИСКАМИ. Хоть я и едва знакома с Морган, меня не удивляет то, что она превратила этот медицинский аксессуар в наглядный символ протеста.
– Ты всегда умеешь эффектно обставить свой выход, – говорит Квинт. Она хмурится, и тут ее взгляд падает на его кроссовки.
А потом – на мои.
Я сглатываю.
Интересно, мои кроссовки из натуральной кожи? Вполне возможно. Честно говоря, я никогда не задумывалась об этом. Но меньше всего мне хочется стать следующей мишенью гнева Морган.
Но, либо я прохожу проверку, либо она не может определить тип кожи, либо просто считает, что не стоит затевать еще одну ссору. Морган машет рукой в ту сторону, куда ушла Шона.
– Ненавижу этот аргумент. О, это винтаж, так что все в порядке. Чушь собачья.
Квинт кивает, но я не могу сказать, согласен он с ней или просто пытается ее успокоить.
Думаю, мне тоже следовало бы подыграть ей, но… я не могу.
– Шона в чем-то права. – Я пристраиваюсь рядом с Квинтом. Он бросает на меня предупреждающий взгляд, но я не обращаю внимания. – А ты бы предпочла, чтобы их выбросили на помойку?
– Да! – решительно заявляет Морган. Я замолкаю, удивленная ее резкостью. – Потому что, пока люди покупают и носят все это, индустрия моды будет верить в спрос – а спрос существует, как и рынок сбыта! А это значит, что они будут и дальше производить эти вещи. Убивать невинных животных, растить их в этих ужасных, зверских условиях, и ради чего? Ради пары обуви? Когда у нас полно других материалов, из которых можно сшить сапоги? Это отвратительно. Вот ты бы их надела?
Я морщусь:
– На самом деле, мне не очень нравится змеиная кожа.
Морган закатывает глаза:
– Тоже мне, святоша.
– Послушай, – говорит Квинт, – я не знаю, кто здесь прав, а кто нет, но… у людей разные… принципы и все такое. Шона работает здесь сто лет. Она помогла спасти множество животных. Может быть, все это как-то уравновешивается.
– Хорошая попытка, – усмехается Морган. – Но правда в том, что, если бы змеи были такими же очаровательными, как эти ребята, – она показывает на Леннона и Луну, – тогда у нас был бы другой разговор. Но, как бы то ни было. Ладно. Продолжай жрать свои свиные тако и носить кожаные ботинки.
Она смотрит на мои ноги, и на какое-то мгновение я чувствую себя букашкой.
– Ты ведь работаешь волонтером в Центре спасения животных, так что все в порядке, верно?
Она швыряет планшетку с блокнотом обратно на стол и срывается с места так быстро, как только может, хромая прочь на костылях и с ярко-розовым гипсом на ноге.
Как только она уходит, Квинт тихо присвистывает. – Мне жаль, что все так получилось. Хотелось бы, чтоб она поняла, что легче изменить мнение людей, если разговаривать с ними повежливее, но… – Он пожимает плечами.
Я почти не слушаю.
– Странно, правда, – размышляю я вслух, обращаясь скорее к себе, чем к Квинту, – что какая-то пара винтажных сапог может вызвать столько разных эмоций? Для Шоны – это вторичное использование и поддержка малого бизнеса. Для Морган – это жестокое обращение с животными.
Квинт кивает:
– Мир непрост.
Я понимаю, что то же самое произошло и с рекламным щитом. То, что я сочла непростительным преступлением, Морган воспринимала как нечто совершенно иное. Она видела в этом попытку вступиться за беззащитных коров этого мира, которые, вероятно, не хотят превращаться в чизбургеры.
Но мироздание наказало ее. Мироздание встало на мою сторону.
Я хочу видеть в этом высший смысл, но мироздание украло сережку Майи, и я совершенно уверена, что это плохое решение.
Я хмуро смотрю в небо. Ни на что конкретно. На все сразу. О чем ты думала, Вселенная? Какова твоя конечная цель здесь?
И еще один вопрос не дает мне покоя все это время…
Зачем впутывать меня?
– Эй. – Квинт трогает меня за локоть. – Не принимай ее слова близко к сердцу. Она просто очень сильно переживает из-за всего этого. Но ведь мы делаем все, что в наших силах, верно?
Я поднимаю на него взгляд, не уверенная в том, что это правда. Потому что, если бы все мы действительно делали то, что в наших силах, не было бы необходимости в кармической справедливости.
Тридцать три
– Итого общая сумма пожертвований составляет…
Шона бормочет себе под нос, проверяя что-то на калькуляторе. Деньги из банки разложены на столе в комнате отдыха. Пачки зеленых банкнот и целая куча четвертаков и десятицентовиков.
Я хочу, чтобы сумма, которую она вот-вот назовет, оказалась впечатляющей. Умопомрачительной. Я хочу, чтобы все ахали, ликовали и хлопали друг друга по ладоням.
Но я знаю, каким будет итог. Или, по крайней мере, догадываюсь.
Я стискиваю зубы и готовлюсь изображать удивление.
Мы все собрались в комнате отдыха – я, Роза, Шона, Морган, группа волонтеров… и Квинт. Несмотря на то, что у него выходной. Второй выходной подряд, и все равно он появляется на работе. Я уговариваю себя не фантазировать на этот счет. Вчера он пришел посмотреть, как знакомят Леннона и Луну, а сейчас он здесь, потому что ему интересно узнать, как прошел сбор средств. Нам всем интересно.
Не из-за меня же он приехал.
Роза стучит ладонями по столу, изображая барабанную дробь. Квинт и пара ребят присоединяются к ней.
– Триста шестьдесят четыре доллара, восемнадцать центов!
В комнате на мгновение воцаряется тишина, и я знаю, что она означает разрыв между высокими ожиданиями и разочаровывающей реальностью. Момент величайшего смущения, прежде чем все поспешно попытаются его скрыть.
Я бросаю взгляд на Квинта. Он хмуро смотрит на груду денег, и я знаю, что он чувствует то же самое. Их должно быть больше. Разве их не было больше? Он ловит мой взгляд, и уголки его рта опускаются. Я отвечаю ему тем же.
Он не знает и половины правды. Денег должно быть не просто больше. Их должно быть гораздо больше.
Я хочу разыскать ту старушку и потребовать объяснений. Почему она солгала мне о продаже сережки и пожертвовании денег нашему Центру?
Мое внимание переключается на Розу. Она улыбается мне, но как-то виновато, словно ей жаль меня. Сердце сжимается.
