Я смотрю на конверт. Даже подумываю о том, чтобы вернуть его Кларку. Мне совсем не хочется весь день таскать с собой шесть сотен долларов. Но я не хочу, чтобы Кларк понял, что мои родители скрывали это от меня. Я стыжусь собственной неосведомленности в финансовых делах моей семьи.
Поэтому я вежливо улыбаюсь и кладу конверт в сумку. Она становится как будто вдвое тяжелее.
– На самом деле есть еще кое-что. – Я откашливаюсь. – На днях я встретила женщину. Не знаю, как ее зовут, но она много времени проводит на пляже с металлоискателем.
– О, ты, должно быть, имеешь в виду Лилу. – Кларк кивает. – Я поражаюсь тому, что она там откапывает. Однажды принесла старую шерифскую звезду – не настоящую, но вроде тех, что кладут в коробку с хлопьями. Может, из тридцатых или сороковых годов. Она прекрасно сохранилась. Просто никогда не знаешь, какие сокровища зарыты там, в песках. Так что у тебя за дело к старушке Лиле?
– Ну, она нашла кое-что на пляже, и оказалось, что это принадлежит моей подруге. Бриллиантовая сережка. Я спросила ее о ней, и она сказала, что продала сережку вам.
На лице Кларка мелькает узнавание, за которым тут же следует сожаление.
– О, черт. Так она принадлежала твоей подруге?
Я киваю:
– Перед смертью бабушка подарила ей серьги. У нее – моей подруги – сохранилась вторая, но одну она потеряла на пляже в начале лета.
Кларк тяжело вздыхает и потирает затылок.
– Проблема, Пруденс. Я знаю, о какой сережке ты говоришь, и да, Лила, действительно, продала ее мне, но… ее уже купили. Сережка пролежала у меня на витрине всего пару часов.
Меня охватывает разочарование.
– Я сам удивился – она ведь непарная, понимаешь? Но женщина, которая ее купила, сказала, что собирается сделать из нее кулон. И это действительно красивая вещица. Старинная. Бриллиант высокого класса.
– Не могли бы вы сказать, кто ее купил?
Он хмурится, поглаживая бороду.
– Я не знаю ее имени. Она заходит сюда время от времени, но я никогда особо с ней не общался. Я мог бы, наверное, проверить нашу отчетность, но… нет, знаешь что? Теперь я припоминаю, она расплачивалась наличными, так что я все равно не узнал бы ее имени.
– Наличными? Но это довольно дорогая вещь, не так ли?
– Да, недешевая. Но наши клиенты, знаешь ли, довольно часто расплачиваются наличными. В любом случае, мне очень жаль. Если она снова зайдет, я могу узнать ее имя и какие-то контактные данные. Может, твоя подруга что-нибудь придумает.
Меня так и подмывает сказать ему, что по закону она обязана вернуть сережку, но… сейчас это не имеет значения. Возможно, я никогда не найду эту женщину. Возможно, я никогда не найду сережку.
Я чувствую, что подвела Майю, и, даже несмотря на все мои попытки исправить ошибку, не могу не чувствовать себя отчасти виноватой в этой потере. Это похоже на космическую несправедливость – полная противоположность тому, чего я хотела. Возможно, Джуд и не заслуживает того, чтобы Майя говорила гадости за его спиной, но и Майя не заслужила того, чтобы навсегда потерять свою любимую семейную реликвию.
По крайней мере, так я чувствую.
И если мироздание считает иначе – что ж, тогда у меня возникает вопрос, на чьей же оно стороне.
Тридцать шесть
– Успех! – кричит Квинт, бросаясь ко мне и размахивая листком бумаги.
После утренней смены Квинта мы весь день слоняемся по Центру Фортуна-Бич. Я поджидаю его на скамейке рядом с набережной, отмечая в своем списке компании, с которыми уже удалось переговорить. Это тяжелая работа – ходить от двери к двери по Мейн-стрит, рассказывать людям о Центре спасения животных и гала-вечере, просить о пожертвованиях и спонсорстве. Или, на худой конец, просить разрешения повесить в витринах наши рекламные плакаты, как только мы их напечатаем.
Большинство владельцев бизнеса готово присоединиться к нашему делу. Конечно, были и те, кто поспешил заявить, что не может себе позволить раздавать подачки. А некоторые откровенно грубили, но в целом местные предприниматели рады помочь. Люди хотят быть вовлеченными в общее дело, особенно учитывая огласку, которую получили очистка пляжа и освобождение тюленей. Я убеждена, что, если не принимать во внимание головоломку с деньгами, мы выбрали идеальное время для проведения гала-вечера и капитализации уже достигнутого прогресса.
Хоть я и измотана послеполуденной рутиной, это как раз то, что мне нужно, чтобы отвлечься после посещения ломбарда. Как только выпадает свободная минутка, мысли сразу возвращаются к конверту с деньгами в сумке и семейному столовому серебру, которое больше никогда не украсит наш стол в День благодарения.
Я всегда знала, что мы небогаты. Я с детства знаю, что у магазина финансовые проблемы. Но распродажа имущества – последнее дело, и это похоже на акт отчаяния. В конце концов, что будет, когда иссякнут запасы вещей для продажи? Родителям все равно придется платить по счетам, а магазин пластинок не приносит достаточного дохода. Ломбард – это временное решение, как лейкопластырь. Они должны это понимать.
Но тогда… каково же настоящее решение?
Я не могу думать об этом прямо сейчас. Мне хватает забот с Центром и гала-вечером, и это целиком занимает мои мысли.
Квинт подходит ко мне и, к моему удивлению, пускается в пляс. Исполняет танец победителя прямо здесь, на набережной, размахивая бумажкой в воздухе. Видя его энтузиазм, можно подумать, что он забил решающий гол.
– «Блюз Бургерс» дарит не одну, не две, а три подарочные корзины для тихого аукциона, включая подарочные карты, фирменные футболки и дорожные кружки. Кроме того, они предоставят купоны для мешочков со сладостями и… ты сейчас ахнешь…
Он перестает танцевать и протягивает мне бумагу, чтобы я могла увидеть сама, хотя это тот же самый спонсорский контракт, который мы предлагаем всем предприятиям. Он тычет пальцем в нижнюю строчку, где вставлено что-то написанное от руки.
Я пожимаю плечами:
– Не могу разобрать твой почерк.
Он выхватывает у меня листок.
– Они берут на себя кейтеринг! У нас будут чизбургеры, детка! УРА!
Он снова пританцовывает, но на этот раз – о, ужас! – тянет меня за руку, стаскивая со скамейки. Я вскрикиваю, когда он кружит меня.
– У нас так хорошо получается!
Я смеюсь и позволяю крутануть себя еще пару раз, после чего беру Квинта за плечи, заставляя остановиться.
– Ладно, успокойся. Это отличная работа, но еще многое предстоит сделать.
Его лицо светится. И я внезапно осознаю, что его руки лежат на моей талии.
Что-то пробегает между нами. Электрический ток. Прерывистый вздох.
Я быстро отстраняюсь и поворачиваюсь к нему спиной. Заправляя за ухо прядь волос, я возвращаюсь к скамейке и собираю свои записи, делая вид, что этого момента, что бы он ни значил, просто не было.
