Туман, топот и гулкое пение колокола. За спиной Гармахиса вынырнула из молочной завесы каменная морда у дома Пшемыслава Толстяка. Мир вокруг казался ненастоящим, вырванным из снов.
Золото блестело в глазах и волосах южанина.
– Ты не чародей, – проговорил негромко Милош.
В Гармахисе горел огонь, но густая голодная тьма не давала ему разгореться. Тьма поглощала жар, и это было ни на что не похоже, даже в Воронах не было столько холода, не было такой голодной, алчной пустоты.
Милош не привык нападать первым. Его всю жизнь учили избегать прямых ударов.
– Хороший сегодня день, – напевно произнёс Гармахис. – Никому нет дела до других.
Края раны дёргались, и непросто было сдержать рвущиеся стоны.
– А этот кто такой?
Через толпу к ним протолкался Стжежимир. Старик был бледен, лицо его осунулось. Целитель словно постарел на десять лет и сделался старым и немощным, только глаза по-прежнему стреляли молниями, словно Перун в летнюю ночь.
Гармахис перевёл взгляд на королевского целителя, осмотрел с головы до ног и тут же потерял интерес.
– Старик другой. Не то, – сказал он с некой досадой. – Но и ты, Милош, стал слабее, – он разочарованно покачал головой. Он был слишком спокоен. Пугающе спокоен.
Он ударил. Кривой клинок вылетел будто из ниоткуда, со свистом разрезал воздух.
Милош попытался отпрыгнуть, ноги подкосились. Он рухнул без сил на землю. Поднялся ветер. Гармахиса отбросило назад. Клинок отлетел в сторону.
Стжежимир закашлялся, заклятие далось ему непросто. С пальцев его сорвались золотые искры, потухли, упав в лужу.
– Колдун! Мамочка, колдун! – завизжала рядом незнакомая девчонка, метнулась прочь.
Но гомон уже поднялся на улице.
– Колдун!
– Вставай, – старческая рука схватила Милоша за плечо. – Леший тебя побери, вставай.
Воздух выбило из лёгких. Сердце колотилось бешено.
На улице Королевских Мастеров нарастал вой:
– Колдун! Охотники! Позовите Охотников!
Милошу показалось, что края раны совсем разошлись и внутренности вот-вот вывалятся из него на землю. Его вздёрнули наверх. Лишь чародейская сила могла позволить Стжежимиру подобное. Лицо старика посерело, он словно мертвец глядел на Милоша, и только знакомые глаза грозно сверкали.
– Беги, мальчишка, – велел он.
– Я без тебя…
Он не договорил. Стжежимир толкнул его в сторону. Нож пролетел мимо. Раздался крик, и позади упал на землю мальчишка. В плечо ему вошёл до самой рукоятки короткий нож. Гармахис потянулся за следующим ножом.
Милош попытался собрать силы для заклятия, пусть и самого слабого. Внутри эхом отозвалась пустота.
– Стоять! – рявкнули в стороне.
Из переулка у дома Пшемыслава Толстяка выскочили двое Охотников. Милош и Стжежимир замерли, но первым Охотники заметили Гармахиса. В руке южанина вновь был меч, в глазах горело золото – всем видом своим он напоминал чародея.
Охотники напали без замедления. Скрестились мечи, мужчины закружили в пляске.
– Беги, – растолкал застывшего Милоша Стжежимир. – Беги, дурак, пока не поздно.
– Но ты…
– Или вдвоём погибнем? Я тебя ради этого растил?
Как легко было послушаться учителя, подчиниться его воле, пойти на поводу у собственного страха.
– Нет, – процедил Милош.
Сила имеет источник. За каждое заклятие – своя плата.
Милош огляделся. Люди разбежались, лишь раненый мальчишка не смог уйти, он спотыкался на каждом шагу, шатался, как пьяный. Нож лежал на земле, из открытой раны лилась кровь.
Охотники и Гармахис сошлись в бою. Кто бы ни выжил, Милошу и Стжежимиру с ними не справиться.
Рука потянулась вперёд раньше, чем Милош успел подумать. Мальчишка охнул и рухнул на землю. Стжежимир промолчал, и Милош смелее потянул силу. Его и раненого мальчишку соединила нить, она крепла с каждым мгновением, становилась всё ярче и толще. Милош набирался сил, а мальчишка не мог больше подняться, смотрел в оцепенении на Милоша и, кажется, никак не мог понять, что происходило.
– Хватит, – Стжежимир опустил руку Милоша. – Больше нельзя.
Можно. Ещё немного. Лишь каплю.
Золото заструилось по жилам, тело наполнилось жизнью.
– Хватит, – учитель вырвал нить.
Мальчишка закрыл глаза.
Милош будто вынырнул из проруби. Резко вернулись звуки, оглушило звонкое пение клинков. Он обернулся.
Один из Охотников был разрублен пополам. Рука его лежала в стороне, голова откатилась к каменной морде у дома Пшемыслава.
Милош наблюдал за Гармахисом, за тем, как ловко и стремительно он орудовал мечом. Охотнику не побороть его. Гармахис не колдун, но в нём жило нечто чудовищное и тёмное, оно желало погубить Милоша.
И раз к Милошу вернулась сила… кем бы ни был Гармахис, нельзя было оставлять его в живых.
Он потянулся рукой вперёд, силой коснулся левой ноги южанина, обернул её крепкой петлёй. И когда Гармахису удалось зарубить второго Охотника, Милош переломил южанину ногу. Гармахис завыл и рухнул назад, упал спиной на каменную морду, опустился в лужу, не выпуская из рук меч.
Милош и Гармахис встретились глазами. Внутри южанина плескалась пустота, внутри него была смерть и тьма и не осталось ничего человеческого, но лицо его исказилось от боли и страдания. Всё-таки его можно было убить, как обычного человека.
Но насладиться его мучениями Милош не успел. К дому Пшемыслава Толстяка спешили городские стражники.
– Уходим, – Стжежимир потянул Милоша в сторону.
Они поспешили прочь и скрылись за поворотом, пока стражники отвлеклись на тела Охотников и Гармахиса с мечом в руке.
– Подожди, – Милош выглянул из-за угла. Он должен был увидеть, как Гармахис погибнет, чтобы знать наверняка…
Один из стражников выбил оружие из рук Гармахиса, проткнул мечом плечо и с издёвкой засмеялся, когда южанин застонал. Красная кровь полилась на каменного идола, потекла по закрытым векам и щекам, коснулась кривых губ.
– То-то, черномордый, будешь знать, на кого с мечом идёшь.
– Свяжи-ка его лучше, – опасливо произнёс второй стражник. – Он уделал двух Охотников.
– Он ранен.
Гармахис зарычал от отчаяния. Кровь, коснувшаяся каменного идола, заискрилась. От дыма глаза у Милоша заслезились, он прищурился.
Неужели почудилось?
Но нет. Это и вправду происходило. Камень жадно пил кровь, пил без остатка, и кровь стремительно испарялась. Точно путник в пустыне, нашедший колодец, идол пил и пил, и когда, наконец, насытился, ото сна пробудились чары, почуяв вкус родных песков.
