– Чего не спишь? – льдом укололи глаза дознавателя. – Мало тебя на площадке гоняли?
– Так это…
Ежи запнулся, уставившись на молодую девушку на полу. Она лежала, подломив неестественно руки, и вся грудь и лицо её были залиты алым. Словно солнечные лучи разметались вокруг окровавленного лица золотые кудри.
– Кто это? – спросил сипло Ежи.
– Не твоего ума дело, – хмуро ответил Гжегож. – Толстяк, что стоишь? Неси её отсюда. Ежи! – рявкнул он ещё злее прежнего. – Вали спать, иначе завтра я сам буду учить тебя драться, чтобы не осталось сил по ночам мотаться.
Ежи кивнул и послушно скрылся за дверью, но остался у порога, прислушиваясь к голосам в коридорах.
– Он успел скрыться. Зуб даю, он был у Белозерских, – бубнил Толстяк.
– Верю, что был. Агнешка умерла не за просто так, Белозерские не стали бы марать руки, если бы она просто брехала. Раз она сказала, что чародей у Белозерских, значит, так и было.
Топот и взволнованный крик раздались вдалеке. Ежи не разобрал и половины слов, но узнал голос Длугоша:
– У Болеславы Лисицы, только что видели… стражник… изумруд…
Понимание наконец достигло Ежи, и он оцепенел. Гжегож искал Милоша у Белозерских. Милош был здесь, в замке! И он сбежал!
Коридоры уносили прочь голоса и шаги. Подземелья погружались в тишину, и только ночь и госпожа её Аберу-Окиа бродили среди пленников, нашёптывали им сказки зимы и смерти.
Ежи молился до самого рассвета, чтобы друг его остался цел и невредим.
Глава 16
Кличет Див-птица к беде неминучей.
«Полынь-трава», Борис Лавренёв
Ратиславия, Лисецкое княжество
Месяц трескун
– Как тебя звать?
Фарадалка сидела на полу, вздёрнув кверху подбородок, взирала на Вячко гордо, с презрением, словно не она пребывала в плену, а сама держала в заложниках княжича.
– Ратри, – проговорила она, щуря глаза-угольки. – А ты кто такой?
– Вы пытались захватить меня в плен, а кто я такой, не знаете?
В комнате было темно, едва получалось разглядеть смуглое лицо Ратри.
– Годявир сказала, что мы должны найти пламенного воина, мы его и искали, вольным детям нет дела до того, кто ты таков.
– Тогда зачем вы пытались меня убить?
Ратри ухмылялась по-разбойничьи, самоуверенно, словно Вячко не имел власти над её жизнью и смертью.
– Дай мне руку.
– Судьбу мою расскажешь? – недоверчиво хмыкнул Вячко.
– Давай-давай, – нагло, нетерпеливо потребовала Ратри. – Не умею я гадать, не бойся, не раскрою ничего из будущего.
Вячко подошёл ближе, втянул носом воздух. Смрад от женщины шёл мерзкий, и не вышло сдержать отвращения.
Неохотно княжич протянул руку, фарадалка вцепилась в неё, уткнулась вдруг носом, вдыхая глубоко, провела языком, словно кошка, и облизнулась. Жадностью загорелись чёрные глаза.
– Золото, – прошептала она тихо, неразборчиво.
– Вам нужен был выкуп? – удивился Вячко. – Но к чему тогда убивать?..
– Нас не спасут монеты и слитки, нам нужно то золото, что течёт в твоей крови.
Ратри прикусила губу, словно ловила слова, что срывались с языка, а потом вдруг улыбнулась ошалело, сверкая чёрной дырой на месте клыка.
Обо всём этом Вячко и сам догадывался, но причины фарадалов так и остались неясны.
– Говори, – с угрозой велел Вячко.
– А то что? Убьёшь меня? Так я всё равно умру, недолго мне осталось, – улыбнулась фарадалка. – Но я расскажу, так и быть, расскажу тебе всё, пламенный… Летом Рдзенец украл у нас путэру, а без неё нам не жить. Наши мужчины, наши лучшие мужчины отправились за рдзенцем следом, но так и не вернулись, а после начали умирать старики один за другим, а потом и дети. Тогда Годявир сказала, что путэры больше нет, её уничтожили.
– Путэра? Что это?
– Сила, чистая сила, что пришла с нашей родины. Телепта каждого табора хранит у себя путэру со времён потопа, прежде большое множество их защищало нашу родину от врагов.
– Фарадальское чудо, – догадался Вячко. – Я слышал, что у вас есть колдовское сокровище невиданного могущества…
– Она даёт нам силу, позволяет нам колдовать. Годявир не знала прежде, никто об этом не знал, но, оказывается, путэра даёт нам жизнь. Без неё мы все умираем. Видишь, как мало нас осталось? – горечь исказила её улыбку. – Я, Ратри, скоро уйду вслед за остальными. Надеюсь только, что сначала умрут дети, не хочу оставлять их одних. Не хочу оставлять их в неволе.
Вячко присел напротив прямо на пол, в клети не было ни лавок, ни стульев, ни даже тюфяка.
– При чём тут я?
Ратри склонила голову к плечу.
– Неужто не знаешь, что в твоей крови та же сила? Огненная, древняя, из глубин самой земли – жидким золотом она течёт в крови чародеев, но в твоей – она слаще.
Золотой ведьмой звали его бабку другие чародеи. Вячко всегда думал, что Злату прозвали так из-за имени и рыжих волос.
– Я не чародей.
– Нет, не чародей, – согласилась Ратри. – Но в крови твоей бурлит огонь, он мог спасти нас, подарить нам жизнь. Ты его не заслужил. Если бы мы забрали твой огонь, то смогли бы продлить свои жизни.
Странный смех вырвался из груди. Вячко поднялся, желая поскорее уйти. Чувства смешались, и отчего-то он почти почувствовал себя виноватым.
– Уж прости, что не помог. Предпочту ещё пожить на этом свете, чем жертвовать жизнью ради вашего племени.
– А сам-то этого хочешь? – бросила ему в спину Ратри.
Княжич замер у дверей, но не обернулся.
– Сам-то хочешь жить? Я очень хочу, пламенный, очень. И наши дети хотят. Мы вольный народ, мы не можем быть чужими рабами. Мы любим жить и живём по-своему. А ты вот-вот потухнешь, я вижу. Это я видеть могу.
В коридоре было тихо, темно, только выла пурга на улице, шуршала сверху, над самой головой, снегом по крыше, скрипела старыми ставнями на окнах.
Вячко навесил засов на дверь, чтобы Ратри не выбралась на волю. Когда закончится метель и его люди наберутся сил, он отведёт фарадалов в Лисецк к местному князю, а дальше Вячко ждут степи, в которых стоят одинокие вольные города.
Прежде, говорили, вольных городов было не три, а четыре. Четвёртый стоял на острове, но остров тот затонул так давно, что уже никто в это не верил. Говорили, что с того острова и пришли фарадалы – вольные обездоленные дети.
Вячко сел на пол, прислонился головой к стене и постарался не слушать ветер, в его пении чудился родной голос, а в сумраке коридора так легко, так желанно было разглядеть знакомый девичий силуэт.
