Джесс презрительно и брезгливо кривит губы, качает головой.
– Джим разорался только потому, что там был Фрэнк и все видел, а в глазах Фрэнка ему жалким выглядеть западло. И ты ничем не лучше. Лицемеры вонючие оба.
Джим, как бык на корриде, бросается вперед мимо мамы, но Джесс успевает отпрыгнуть в сторону. Потока отчимовой речи это, впрочем, не сдерживает, и каждое слово похоже на прямой удар в голову:
– С матерью так разговаривать не смей. Убирайся вон из дома. Прямо сегодня. Иди собирай пожитки и катись к черту, дерьмо собачье.
– С радостью, – отвечает мой брат и разворачивается по направлению к своему отсеку.
У меня сердце проваливается куда-то в желудок, но мама сзади вцепляется Джессу в рубашку, вытаскивает его обратно в гостиную и швыряет на кушетку.
– Сядь и сиди, – стальным голосом лязгает она. – И ты, Джим, садись. Вот сюда! Никто с места не сдвинется, никто не выйдет из комнаты, пока мы не договоримся. – Тут только в поле зрения попадаю и я. – Ну, кроме тебя, Шейди. Это дело не твое, ты пойди пока душ прими или там… ну я не знаю…
На прощание бросаю на Джесса эдакий насмешливо-сочувственный взгляд и ухожу восвояси. Он, конечно, тоже накосячил, и здорово, но как больно осознавать: брат до сих пор винит себя в гибели папы. Думает, что мог его тогда спасти.
К тому моменту, как я выхожу из душа, в трейлере худо-бедно воцаряется мир, хоть никого он особо не радует и не устраивает. Джесс засел у себя, мама с Джимом завтракают за кухонным столом в напряженном молчании.
Рано или поздно этот чертов дом на колесах обрушится под тяжестью тысяч недосказанных в нем слов.
* * *
Сара вчера вечером так и не отписалась, но в любом случае сегодня мы собирались потусить, так что я еду к ней домой. Она живет в районе маленьких кирпичных домиков на три спальни каждый – одинаковых на вид, как часовые или близнецы. Ничего особенного, но все же повеселее, чем любое из мест моего жительства с рождения до сегодняшнего дня. Перед некоторыми из таких особнячков во дворе высажены цветы, но вокруг Сариного пусто – только унылые зеленые кустики по обе стороны от главного крыльца.
– Ну что, готова? – спрашиваю, когда она открывает мне дверь.
Сегодня моя подруга еще растрепанней, чем обычно. Джинсы протерлись на обоих коленях, рубашка явно никогда не видела утюга. Я обожаю то, как Сара одевается – словно ей плевать абсолютно на всех, будто у нее есть дела и поважнее.
– Ага. Только поведу я, – отвечает она. – У тебя ни реакции, ни концентрации.
Блин. Кажется, она все-таки винит меня во всем…
– Слушай, мне жаль. Ну что мы не выиграли, – бормочу, забираясь в ее грузовичок. – И что пришлось вчера уехать.
Она пожимает плечами.
– Наверное, глупо было обольщаться, что, мол, у нас есть шансы на победу.
– Ничего не глупо, – возражаю я. Мы задним ходом выезжаем на главную дорогу. – И потом, тебя и без студийной записи возьмут на хорошие музыкальные курсы, на какие пожелаешь. Учишься ты хорошо, репетируешь как бешеная – никто столько не занимается…
Сара старается изобразить улыбку.
– Ну а как тебе вообще весь этот вчерашний конкурс? Мы ведь так и не обсудили.
– Кеннет неожиданно неплохо показал себя, – говорю. – Даже забавно. Не каждый вытянет «Парня по имени Сью».
– Да, для этого в натуре должно быть нечто клоунское, – саркастически соглашается Сара.
Если раньше мой сводный братец не нравился ей просто так, то теперь – из принципа, хоть дразниться и цепляться лично к ней он давно и прекратил. А весь прошлый год заводил вой, стоило только ей мимо пройти. Причем только лишь из-за Сариной фамилии – Вульф, то есть «волк». Впрочем, в ней и правда есть что-то волчье. Что-то от потенциального оборотня как минимум.
– А больше всего мне понравились Седар с Роуз, – выпаливаю, пока чувствую в себе смелость.
– Даже больше нас самих? – Сара вскидывает бровь.
– Ну, не больше… то есть… в смысле, да, пожалуй, они сыграли лучше! – скороговоркой произношу я. – Потрясающий вокал. Да и инструменты… Господи, да ты хоть заметила, как у Роуз пальцы бегали по струнам? И еще… – Чувствую, вот-вот смогу произнести то, что у меня действительно на уме, но не уверена, что подруга хочет это услышать.
– Что – «еще»? – Она низко склоняется над рулем, раздраженно хмуря брови.
– Музыка им идет, понимаешь? Прямо видно, что они на ней выросли. С молоком матери впитали. Она – часть их самих. Притом они строго следуют традиции, и оттого музыка получается такой… связной. Цельной.
Она откликается на мою тираду одним только сдержанным «хм-м».
– Может, прощупаем почву – не получится ли сыграть с ними? – неуверенно предлагаю я, стараясь не выдать интонацией особого энтузиазма. – Я случайно слышала: они ищут сотрудничества, им нужна свежая кровь.
Сара трясет головой.
– Ни в коем случае. Никогда и ни за что.
– Почему?
– Потому что не хочу.
– Это не аргумент…
– Аргумент, – обрывает она.
– Не можешь по-человечески объяснить?
Подруга долго молчит, жует губами.
– Мы с Роуз встречались, – произносит она наконец почти шепотом. И смотрит вперед, в одну точку.
Меня словно током пронзает. Встречались. С Роуз. С прекрасной, как цветок, талантливой, великой и ужасной Роуз. Вряд ли я смогу соответствовать.
Сара мне рассказывала о какой-то девушке, с которой имела легкий роман в девятом классе, до перевода в нашу школу, но имени не упоминала. Я никогда бы не подумала, что речь идет о Роуз. Та девушка, по словам моей подруги, не решалась открыто признаться миру в своих пристрастиях, потом, когда между ними все начало становиться серьезнее, они по обоюдному согласию решили расстаться. Подробностями Сара делиться не пожелала, а я не настаивала. Быть «розовой» в маленьком консервативном городишке и без того непросто.
– Где вы познакомились? – только и спросила я мягко.
– На одном конкурсе по блюграссу. Дедушка всегда меня заставлял в таких участвовать. – Голос у Сары теперь тихий и какой-то тонкий. Беззащитный.
– И с тех пор, как ты переехала в округ Элсон, вы даже не разговаривали? – Боюсь, ревность в моей интонации так очевидна, что подруга легко ее считывает.
– Забей, Шейди. Забудь. Просто я не хочу с ними играть, что тут такого? – Она украдкой бросает на меня умоляющий взгляд.
– Ладно, – соглашаюсь. – Прости. Мне очень жаль.
Мне и вправду жаль. Наверное, поэтому Сара теперь так кисло относится к блюграссу?
Впрочем, не могу строго судить ее за то, что она ничего мне не говорила. Я ведь тоже о многом молчу. Но, может, пришло время открыть все шкафы со скелетами, показать друг другу все хранимое в тайне?
