Меня захлестывает паника. Лихорадочно пытаюсь припомнить все, что папа рассказывал об аллигаторах и о том, как от них защититься. Много лет мы часами напролет наблюдали за ними с пирса или с лодки. Мы рыбачим – они лениво дрейфуют мимо… Существуют четкие правила поведения на случай, если окажешься с этими милыми существами в одной стихии, но в данный момент я не в состоянии припомнить ни одно из них. Надо застыть на месте? Или уплывать как можно скорее? Сопротивляться или удирать?
В голове разом вертятся все когда-либо виденные мной ночные кошмары, где фигурировали эти твари: однажды приснилось, что я невесть как попала в болотистую топь, кишмя кишащую ими, и от суши меня отсекают не меньше сотни таких вот веселых ребят… В другом сне я ничего не подозреваю – иду берегом заросшего тиной пруда, а один из этих нежданно как выпрыгнет прямо на меня: пасть разинута, зубы сверкают… В третьем рептилия ухватила меня смертной хваткой, изогнулась и утащила за собой под воду. Все мое раннее детство прошло под знаком ночных страхов перед аллигаторами, и не было им конца.
Теперь оживший персонаж этих страхов, неумолимо и спокойно набирая скорость, движется прямо на меня, и инстинкт берет верх над разумом, заставляя измученные конечности толкать тело к берегу со всем доступным им проворством. Плыву прямо к причалу все быстрее, быстрее, быстрее, и вот он уже так близко, близко, близко…
Чудовище настигает меня и вцепляется мне в голень.
– Папа! – успеваю вскрикнуть отчаянно, и озеро смыкаются надо мной. Теперь направление другое – вниз, вниз, вниз, тьма гуще, гуще, гуще. Рот, недавно разинутый в последнем вопле, наполняется грязной затхлой водой. Проглатываю ее и пытаюсь задержать дыхание, но воздуха-то в легких не осталось. По сравнению с пламенем, пожирающим их, боль в икре – отдаленное и слабое покалывание! Я угасаю. Меня больше нет.
Неужели это мне за измену слову, данному Джессу? Обещанию, что оставлю скрипку в покое? Правильно! Закономерно. Я же поклялась могилой отца – и теперь тону на том самом месте, где погиб он. Жизнь моя заканчивается в тех самых мутных водах, с которыми смешалась его кровь.
Согласно отчету полиции, он моментально погиб от удара, следовательно, не захлебнулся, но успел ли он почувствовать вот этот ужас – ужас такой чудовищный, что ты целиком растворяешься в нем? Ну все, все. Разум пустеет, темнеет, немеет.
Но вдруг через пустоту, темноту, немоту прорывается она – мелодия, а вместе с нею – волна боли, столь дикой, что на нее охотиться впору. Это снова наша Песня без слов, чарующая и жалостная, превращавшая папу из папы в кого-то незнакомого, непостижимого, странного и далекого.
Над водой задувает легкий ветерок, щиплет мою голую кожу, бегает мурашками по ней. В следующее мгновение где-то вверху надо мной возникает лицо тети Ины – испуганное, с широко распахнутыми глазами. Музыку потихоньку уносит ветром. Я лежу на досках причала, явно ощущаю каждый сантиметр своего тела. Никакой раны в голени. Я даже дышу ровно и свободно.
Можно было бы подумать – все это мне приснилось, если б я не оказалась тут раздетой, мокрой, как мышь, и с мышцами, вялыми, как переваренные макароны. Наверное, тетя нырнула за мной и меня спасла?
– Вот видишь! – Ее голос дрожит. – Вот видишь теперь, дорогая? Я ведь тебя предупреждала.
– А что случилось?
– Ты чуть не утонула. – Теперь она говорит так сипло, словно это и не она вовсе. – Чуть не утонула из-за этой… скрипки, будь она проклята и гори в аду!
– А аллигатор? Ты его спугнула? Отогнала?
– Какой еще аллигатор, Шейди?
– Он тянул меня ко дну!
Тетя Ина качает головой.
– Это скрипка тянула тебя ко дну. Уильяма уже утянула. А ей все мало. И почему ничто вас ничему не учит?
– Так она здесь? В озере?
– Нет, – громко отвечает она. – Здесь ее нет. Здесь похоронена только твоя скорбь от утраты. И моя тоже.
– Это ты… папину песню… себе под нос?
– Нет, привидения. Они напевали себе под нос и подо все, что хочешь. Весь чертов мир вокруг ее напевал. По ней я тебя и нашла.
– Папа тоже тут. Я слышала его голос. Как раз перед нападением аллигатора.
– Не было никакого аллигатора.
– Но я ушла под воду!
– Нет. Не ушла. Но скоро наверняка ушла бы, если б я не подоспела и не вытащила тебя. Ну как, теперь поняла? Эта скрипка – зло. Эта скрипка – тьма, от смычка до нижней деки. По самой сути своей!
– Нет, – упорствую я. – Нет. Это был его голос. Я слышала.
– Ты слышала мой голос, я сорвала его, пока звала тебя с причала.
Приподнимаюсь и сажусь. Голова идет кругом во всех отношениях.
Тетя порывисто хватает меня за локти.
– Вода в легкие не попала? Может, в больницу?
– Не надо. – Какое-то безумие. Я ясно чувствовала, как тону. Оборачиваюсь к воде. – Она все еще там. Так и осталась…
– Шейди! – Тетя Ина изо всех сил встряхивает меня за плечи, пальцы, как железные, впиваются в кожу. – Скрипки. Там. Нету. Мы не туда ее спрятали. В озере искать бесполезно!
– Мы не туда ее спрятали? Кто это – мы?!
– Не твоего ума дело. Мы вернули ее туда, откуда она появилась и где ей самое место. Так что не приходи сюда больше, не возвращайся на это озеро. – Еще одна встряска.
– Но папа же…
– И не вспоминай о том, как проклятая скрипка высосала из твоего отца все соки так, что осталась только оболочка. Не вспоминай, как он чернел, когда играл!
– Не всегда получалось так мрачно, – возражаю я. – И он очень хотел, чтобы я на ней играла. Говорил: «В один прекрасный день возьму и научу… пока жив».
Тетя опять качает головой и изрекает:
– Иногда даже те, кто любит нас больше всех на свете, могут причинить боль. И вред.
Долго думаю, что бы на это ответить, на ум ничего не приходит, и в конце концов спрашиваю о главном:
– Ты правда не веришь, не думаешь, что это именно папа наводил меня на скрипку?
Вот слова и вылетели. На их месте остались пустота и одиночество.
Если это не папа… Он всегда знал и признавал: скрипка таит опасность, она делает своего хозяина беззащитным перед призраками, дает им такую власть над ним, какая без нее невозможна. Но представить, что я имею дело с чем-то глубинно враждебным и это что-то манипулирует мною, завлекает не чем иным, как любимой папиной скрипкой!.. Слишком страшно. Слишком горько… Мысли мои переносятся к Черному Человеку и его жадным, безжалостным рукам.
– Тетя Ина!
Она уже не слушает.
– Я слишком много в жизни потеряла, Шейди. Слишком много. Понимаешь?! – и слезы потоком из глаз. И содрогается все тело.
Обвиваю ее руками и притягиваю к себе. Обе мы насквозь пропитались озерной влагой и пахнем ею. Но тете наплевать – вцепилась в меня, как в восставшую из мертвых. Как будто, если просто держать покрепче, я никуда не денусь и навеки останусь тут с нею. А я тоже в нее вцепилась – только по другой причине. Из-за того, что раньше с нами был папа, а теперь его нет. И чувство, словно у меня вырвали с корнем сердце и бросили в это озеро, никогда не пройдет.
