– Не то чтобы… – шепчет она. – Но… сильно. Слишком много… надо осознать. Утрясти в себе. Сама не понимаю, что чувствую.
– О господи. Пусть кто-нибудь немедленно объяснит, какого черта тут происходит! – перебивает Роуз.
Сара медленно переводит взор на нее, потом обратно на меня, и в нем разгорается искра понимания. А затем и шока.
– Это ты… ТЫ?!
– Ты вызвала сюда привидение. – Роуз констатирует факт таким будничным тоном, что у меня мелькает подозрение: не тянется ли за ее банджо примерно тот же шлейф, что и за моей скрипкой?
– Именно так. – Оборачиваюсь к хозяйке дома. – Извини меня, пожалуйста.
Сара отшатывается назад.
– Но как?!
Я поднимаю с пола скрипку и демонстрирую всем – как на лекции.
– Она принадлежала моему папе. Долгие годы мы считали, что она уничтожена или пропала при его гибели. Но вот я ее нашла, и она… гм-м, умеет привлекать души умерших туда, где на ней играют.
Я предполагала – аудитория сейчас взорвется гневным гулом, но вместо этого воцаряется гробовое молчание. Все взирают на меня в немом изумлении.
– Бред какой-то, – выдавливает из себя Орландо и опять обхватывает за плечи пострадавшую.
Роуз резко поворачивается к нему.
– А ты что, призрака не видел? Ослеп?
Мой старый друг инстинктивно отступает на два шага в сторону, на ходу бормоча что-то о коллективном отравлении угарным газом. Его здравая натура не принимает произошедшего, не желает верить во все эти бабушкины сказки насчет бродячих неупокоенных духов и семейных проклятий.
– И откуда взялась эта скрипка? – на удивление спокойно интересуется Седар. – В смысле – как она досталась твоему папе?
– Я так понимаю, она в семье уже давным-давно. По виду не скажешь, но инструмент старый. По-настоящему старый. То есть очень. Не так давно кто-то закопал ее, а я нашла.
– Тем вечером, значит? Когда ты вернулась вся в грязи? – осеняет Орландо. – Тогда ты и…
Я киваю, не глядя ему в глаза.
– Посмотреть-то можно? – просит Седар, и я храбро протягиваю ему скрипку. Впрочем, в момент, когда он касается грифа, у меня возникает инстинктивный порыв дернуть ее обратно. Парень кладет инструмент на ладони, изучает, переворачивает, вертит во все стороны. Я замко́м скрещиваю руки на груди, чтобы они как-нибудь сами собой не выхватили сокровище. Седар обращается с ним совсем не как с потусторонней сущностью, недавно освобожденной из подземного мира, а как с обычным приспособлением для извлечения музыки, конструкцией из струн и древесины… Боже, невыносимо видеть, как он с ним груб и небрежен. Кеннет, заглядывая товарищу через плечо, тоже торопится рассмотреть скрипку, и на лице у него – смесь любопытства и опаски. А вот Роуз, та глядит только на Сару, и как-то странно, почти с тоской, словно жалеет, что это не она, а Орландо прижимает ее сейчас к себе.
Наконец, после долгой общей паузы, молчание прерывает Сара:
– Но зачем тебе понадобилось вызывать привидение моей матери?
Я, сдувая со лба прядь волос, опускаюсь в мягкое кресло – как можно дальше от Роуз. Надо же, такая миниатюрная девица, а такую ярость источает – размером с облако. Поначалу она мне показалась обычной сучкой, но теперь вот думаю: может, у нее просто инстинкт гиперопеки, как у Джесса – относительно меня?
– Я не собиралась! – говорю. – Я не ее…
– А как именно это получается? – перебивает Седар.
– Ну я же уже сказала: скрипка приманивает привидения и дает им облечься в плоть – лишь на время, конечно, но на достаточное, чтобы поговорить, высказать наболевшее, если можно так выразиться.
– И зачем это все нужно тебе? – Орландо явно в ужасе. Если бы у него был брат в тюрьме, он точно не стал бы действовать в моем духе. Нашел бы железобетонно материальное, логическое, выверенное решение проблемы, без всякого там спиритизма. Но в моем положении такового не существует. Все, что у меня есть, – эта скрипка. Не знаю, способен ли кто-нибудь из присутствующих полностью понять мои мотивы, но хотя бы попытаюсь объяснить. Слов тут, конечно, маловато, но это все, что мне доступно.
– Ради Джесса, – говорю. – Мне необходимо побеседовать с Джимом, выяснить, что произошло на самом деле. Сначала я пыталась его вызвать сама, без скрипки, но ничего не получилось. Все, чего я хочу, – это вытащить брата из тюрьмы.
– Го-о-осподи Иисусе, – протягивает Кеннет. – Ты собираешься побеспокоить призрак моего папы? – Он бледен, потрясен. На него больно смотреть.
– Боже мой, – вторит ему Сара, ее грусть разом переливается в гнев. – Так ты репетировала? Решила попрактиковаться на маме!
Меня даже подбрасывает в кресле.
– Нет, нет, клянусь! Я и не думала приводить сюда твою маму.
Все застывают, молча уставившись на меня, а я не нахожу выражений, не знаю, как достучаться до них, как описать свои причины…
– Просто поймите, скрипка, она не… Я еще не разобралась, как она воздействует на тонкие миры, просто думала: вместе со всеми вами легче будет набраться смелости заиграть на ней «в полную мощь», а если играть достаточно хорошо, так, чтобы ей самой понравилось, она начнет меня слушаться. Выполнять конкретные задания. Одной мне упражняться духу недостало. Простите. Я ничего не подстраивала, поверьте. Только хотела…
– Только хотела использовать нас в качестве этаких безумных медиумических усилителей звука, – подхватывает Роуз. – Именно так, и нечего тумана напускать, – она оборачивается к Седару, – а ты ей, небось, вообще безразличен.
В глазах Седара – почти слезы.
– Так ты нас использовала?
– Нет же! Я мечтала о таком составе группы еще до скрипки, с тех пор как первый раз услышала вас с сестрой на «Открытых микрофонах»! Но потом, когда скрипка появилась, действительно подумала, что эта команда способна помочь мне овладеть ею в совершенстве. Что, играя с вами, я наберусь сил поднять из могилы Джима. А я должна, должна это сделать и спасти Джесса! – Дальше уже обращаюсь только к Саре: – Прости, мне правда очень, очень жаль! Мне и в голову не приходило, что дело обернется чем-то подобным. Собственно, я до сих пор не понимаю, почему вышло именно так.
Она не смотрит мне в глаза.
– Убраться бы тебе подобру-поздорову. – Роуз хватает с полу мой смычок и футляр и швыряет на кресло рядом со мной. – Отдай ей эту гребаную скрипку, Седар.
– Роуз. – В голосе ее брата звучит осуждение, но он подчиняется.
Заветный инструмент снова в моих руках, и я испытываю облегчение, но меня по-прежнему беспокоит Сара.
– Послушай… – шепчу, но она останавливает меня непроницаемым взглядом.
– Просто уйди, ладно? И все вы уходите. Пора по домам. – Хозяйка дома разворачивается, тихонько удаляется по коридору в спальню и закрывает за собой дверь, оставив в гостиной немую сцену.
