* * *
Приезжаю туда на полчаса раньше назначенного времени, и сразу – не успеваю еще даже мотор выключить – узел тревоги внутри меня как-то ослабевает. Провисает. В сгущающихся сумерках старый особняк выглядит как-то больше истинного размера. Азалии приятно мерцают в густой тени дубов и мхов. Ни одному постороннему прохожему это жилище не показалось бы безопасной гаванью, но я, поднимаясь по родным, знакомым с детства ступеням, ощущаю, как искусственные защитные стены, воздвигнутые мною вокруг себя, выполнив свою миссию, падают одна за другой.
В объятиях же тети Ины можно наконец избавиться и от тяжкого бремени невыплаканных слез, накопившихся со вчерашнего вечера в достатке. Папина сестра крепко прижимает меня к себе и мурлычет в макушку что-то непонятное, успокаивающее – совсем как я сама мурлычу Хани, когда ей грустно.
Покончив с рыданиями, перехожу к рассказу и не останавливаюсь, пока не выкладываю все, начиная с явления Джима из преисподней вплоть до явления Сары на бой с Черным Человеком. Причем, когда речь заходит о моей подруге, тетины глаза загораются радостным огоньком. Неизвестно, чем это кончится – надо скорее переходить к основной теме обсуждения.
– Сводишь меня в субботу на свидание с Джессом?
Она отстраняется.
– Куда, в тюрьму? Зачем?
– Не в тюрьму, а в изолятор временного содержания для несовершеннолетних. Там сидят только подростки, – поясняю я. – Мне необходимо встретиться с братом. Расспросить насчет всего, что о нем наговорил Джим, узнать, правда ли… в общем, сказал ли дух хоть слово правды. Знаешь, ты была права. Не стоило мне трогать скрипку. Теперь я сама понимаю. Следовало вначале просто поговорить с Джессом, как-то повлиять на него, пусть сам наконец все расскажет. Теперь я так и поступлю, еще не поздно.
– Ох, не знаю, Шейди…
– Ну, пожалуйста, тетя Ина! Понимаю, тебе это тяжело, но с мамой он общаться не станет, да и не хочу я, чтобы она слышала наш разговор. Это очень важно. Прошу тебя.
В тетиных глазах – неподдельный страх, но она собирается с силами и кивает.
– Хорошо.
– Спасибо. – Отираю со щек последние слезинки. – За все, за все. И за то, что пустила нас к себе порепетировать – тоже. Неудобно получилось – как снег на голову, сообщили в последний момент…
Тетя отмахивается от моих излияний.
– Это же и твой дом. Как был, так и остался. Можешь в любое время приводить сюда друзей. Но вот опять играть, так скоро после… этого? Ты на пальцы свои посмотри.
Они наглухо заклеены Ханиными детскими пластырями с мультяшными картинками – в таком виде действительно музицировать трудно. Но важнее другое: готова ли я снова взять в руки скрипку, даже обыкновенную, свою, после вчерашней ночи, после изнурительной борьбы с ненасытным, холодным, как сама смерть, Черным Человеком? Что ж, если где и готова, то только в этом доме, среди привидений, знакомых с детства.
– Справлюсь! – обещаю я, но тетю это явно не убеждает.
Первыми прибывают наши близнецы, и Седар, едва переступив порог, сразу крепко сплетается со мной пальцами. Тетя Ина со значением вскидывает бровь – я в ответ смотрю на нее примерно так, как мама на меня, когда сердится.
– Не дом, а долбаный страшный сон на фундаменте, – выпаливает Роуз, еще не замечая тети Инны. – На всем чертовом Юге жутче места не найти. – Тут ее брат деликатно откашливается, и она спохватывается. – Ох. Простите. Я…
Тетя рассыпается веселым смехом.
– О, это точно. Жуть жуткая. Кругом полно духов. Но мне нравится.
Глаза гостьи прямо-таки расширяются от восторга, и, не успеваю я даже представить ее папиной сестре, как они вместе отбывают на экскурсию по «заколдованному дому».
Оставшись наедине с Седаром, тяну его за собой в гостиную и усаживаю на древнюю, видавшую виды тахту. Моей ладони он не выпускает. Более того – другой рукой сразу начинает гладить по щеке, по волосам… Наконец большой палец касается уголка губ – тут уж мне поневоле приходится заглянуть ему в глаза.
– Девочка моя, – шепчет он. – Дубравушка. Шейди Гроув. Как же я за тебя вчера испугался.
При этих словах передо мной словно опять возникает омерзительная, зловещая тень Черного Человека. Инстинктивно придвигаюсь к Седару поближе. Боже, какие же у него зеленущие глаза, какие угольно-черные ресницы. Под них тянет нырнуть и плескаться там, остаться навсегда, смыть все беды и невзгоды этой ужасной жизни. Подаюсь вперед и целую, целую, впитываю без остатка весь его аромат. А когда слегка отстраняюсь, вижу его сонную улыбку. Видимо, я действую на него как наркотик – погружаю в мечтательно-экстатическое состояние.
– М-м-м… – протягивает он.
Стучат в парадную дверь. Неохотно встаю открывать. На крыльце, в ореоле вечерних сумерек – Сара и Орландо. Парень поглощен танцем крупного коричневатого мотылька, порхающего вокруг наддверного фонаря, а девушка неотрывно глядит не меня.
– А вот и моя доблестная спасительница, – пытаюсь сразу принять шутливый тон. Выходит не очень.
Она изображает губами нечто отдаленно напоминающее улыбку и торопливо теребит за локоть Орландо.
– Давай уже, входи. Мотылька можешь с собой прихватить.
– Самый обычный Epimecus Ortaria
[74]. Ничего интересного, – бормочет он себе под нос, однако заботливо накрывает бабочку ладонями и уносит подальше от губительного электрического света, в глубину помещения.
Сара, снисходительно покачивая головой, тащит за ним его брошенную на пороге гитару.
Все вместе мы устраиваемся в гостиной – я и Седар на тахте, Роуз, завершившая тур по «замку с привидениями», – в глубоком мягком кресле, Сара с Орландо на полу. Тетя Ина осталась на кухне, делает вид, что печет пироги, но на самом деле, полагаю, просто «греет уши».
Роуз извлекает из футляра свое маленькое банджо и принимается, ловко бегая пальцами по струнам, довольно лениво перескакивать с одного мотива на другой. Все молчат.
– Ну, так что… – начинает Седар, но тут опять кто-то барабанит в дверь.
Роуз, поднимаясь на ноги, издает драматический вздох.
– Никогда этот паршивец не является вовремя. – И сама отправляется открывать, а Сара нервно елозит на месте, то скрещивая, то вновь разнимая руки. Стоит ей оказаться в одной комнате с Роуз, она всегда начинает трепетать, как осенний листок на ветру. Такая беззащитная, хрупкая… Бедная. Я решительно пересаживаюсь от Седара к ней на пол. Плечи наши совсем рядом. Но не соприкасаются. Я за этим слежу. По другую сторону от нашей общей подруги Орландо наблюдает за путешествием бабочки по тыльной стороне его ладони.
Кеннета я замечаю, лишь когда он плюхается на только что оставленное мной место возле Седара, оглядывает по очереди всех собравшихся, кроме меня, и бодро замечает:
