– Надо же, как у вас весело. Умеете, вы, ребята, создать атмосферу тлена и умирания – никаких привидений не надо.
В ответ никто не смеется – кроме тети Ины на кухне. Зачем он вообще пришел? Ведь наверняка, если не ненавидел меня раньше, теперь точно ненавидит. Что хочет доказать? Или надеется вынюхать, что именно сказал его отец? Ну что ж, это понять можно. Не виню.
– Вообще-то мы собрались здесь потому, – спокойно поясняет Седар, – что вчера ночью Шейди провела сеанс связи с призраком своего отчима, и… прошел он не слишком хорошо. – Он останавливает обеспокоенный взгляд на мне и как будто ждет реакции. – Шейди, может, расскажешь всем поподробнее, как было дело?
– Если не хочет – пусть не рассказывает, не обязана, – грубовато перебивает Сара. – Это ее личное дело.
Когда дело касается защиты личного пространства, эта воительница всегда в первых рядах, с открытым забралом.
– Нет, уже не личное. Она сама нас втянула в это дерьмо, – резко возражает Роуз, вперив хмурый взор прямо в меня.
Зачем она притащилась, мне тоже неясно. Уж точно не ради меня. Возможно, ради Седара, возможно, ради Сары. В числе моих фанатов данная красотка, во всяком случае, не состоит.
– Так что вперед, Шейди. Выкладывай. Не томи.
Орландо отрывается от своего насекомого и улыбается Роуз так, словно она – тоже какая-то экзотическая бабочка, случайно припорхнувшая к нам откуда-нибудь с берегов Амазонки. Она ловит его взгляд и истолковывает его по-своему:
– Подбери с пола челюсть, чувак. Ты не в моем вкусе. – И сразу выстрел глазами в Сару. Я инстинктивно пододвигаюсь к той поближе. От Седара вся эта взаимная эфемерная механика тоже не укрывается, и он хмурит бровь.
Куда-то мы явно «не туда едем».
– Ладно, рассказываю. – И я перехожу к детальному, последовательному изложению событий вчерашней ночи, стараясь не забыть ни единого Джимова слова. Все идет гладко, пока история не доходит до Черного Человека. Тут у меня перехватывает дыхание. Не могу продолжать.
Повисает новая пауза, которую неожиданно прерывает Кеннет – впрочем, отнюдь не приятным для меня образом:
– Шейди, я знаю: ты не желаешь верить, что убийство совершил Джесс, но теперь сама только что признала: мой папаша указал на него. – Сводный глядит на меня в упор. Он явно и бесповоротно убежден в Джессовой вине. Наверное, так подействовала его злость на меня – развеяла последние сомнения.
– Да нет же, ничего подобного! Джим не открыл всей правды! Говорил сплошными загадками. Очевидно, просто не захотел посвящать меня в то, что случилось на самом деле. Сказал что-то вроде: «В моей смерти прошу винить Джесса». А не: «Он меня убил». Большая разница!
Кеннет решительно мотает головой.
– Папаша был чувак простой. Честный. Непосредственный. Единственное его хорошее свойство, если на то пошло: вокруг да около не ходил, всегда прямо резал. Что на уме, то и на языке.
– А ты знал, что они с моей мамой спали еще до смерти отца? Это, по-твоему, честно? – парирую я.
Роуз даже рот разевает от неожиданности. У Орландо вид такой, будто ему хочется забиться куда-нибудь в щель под скалою и никогда не вылезать оттуда. Кеннет вспыхивает.
– Да! Знал. Думал, ты тоже. Джесс – точно знал.
Получается, я одна на свете такая наивная: верю родителям.
– Джесс по этому поводу вообще с ума сходил. Прямо зациклился. Потому и отметелил меня на «Открытых микрофонах», кстати. Я там что-то такое сказал… на схожую тему.
– Значит, вы все считаете Джесса убийцей? – Обвожу взглядом комнату. Члены группы, один за другим, под ним как-то сжимаются. Мое сердце сковывает ужас.
– Шейди, – ласково окликает Седар. – Мы на твоей стороне. Мы за тебя. Каждый из нас. Можешь не сомневаться.
Однако в поток этих теплых заверений вклинивается Роуз:
– Слушай, а ты не задумывалась – может, твой брательник вообще не хочет, чтобы ты его защищала и спасала? Может, тебе лучше в сторонку отойти?
– Роуз… – Бровь Седара многозначительно ползет вверх.
– Честно? Мне плевать, чего хочет Джесс, – отзываюсь я. – Но я его гнить в тюрьме не оставлю. И неважно, что сказал о нем Джим!
– Надеюсь, ты не собираешься опять тревожить его дух? – Орландо не скрывает своего неодобрения.
Качаю головой отрицательно. Это, пожалуй, единственное, в чем я уверена.
– Нет. Но в субботу пойду на свидание к брату и вытяну из него все, что получится. Других планов у меня сейчас нет. – Резко качнувшись вперед, закрываю лицо ладонями. Так не хотелось оставаться с бедой наедине. Но теперь, когда все в курсе, облегчения не наступило.
Вероятно, Роуз права. Мне никак не помочь Джессу. Только он сам способен себе помочь. И завтра я должна его к этому принудить.
– А чего мы, собственно, не играем? – вопрошает вдруг Орландо. – Ну так, чисто для удовольствия. У нас же группа. Или другое что?
– Прекрасная мысль. – Седар бросается расстегивать футляр мандолины. – Немного музыки никому из нас не повредит.
Тут и остальные начинают распаковывать и настраивать инструменты. Гостиная наполняется прерывистой какофонией звуков, и я неожиданно ощущаю желание влиться в нее. Поучаствовать.
Кладу одну ладонь на свой потертый, купленный когда-то по случаю в ломбарде футляр и сразу ощущаю жжение в кончиках пальцев. Черт, забыла про них… Однако – медленно и осторожно – отжимаю подряд все защелки. Скрипка при мне – старая, моя собственная, безопасная, а все же я беру ее в руки с опаской, как змею, готовую в любой момент пустить в ход ядовитые зубы. Поднимаю корпус к подбородку, но, как только касаюсь смычком струн, вся комната передо мной взлетает кверху дном. Перед глазами взвивается хоровод черных точек, в груди становится тесно.
Я поспешно сую скрипку в футляр и с грохотом захлопываю его.
– Не могу.
– Не бойся, мы не дадим тебя в обиду Черному Человеку. – Саркастический елей в голосе Кеннета омерзителен.
– Заткнись, Кен. Шейди, тебе сегодня махать смычком не обязательно, – великодушно разрешает Седар. – Иди-ка сюда, садись рядом со мной. Мы будем играть, а ты петь. Ну или просто слушать. – В глазах его нежность, забота…
Киваю и бреду обратно к тахте, с которой он бесцеремонно спихивает Кеннета. Я растворяюсь в тепле и близости Седара. Скрипка осталась на другом конце комнаты. Это успокаивает. Сара смотрит на меня с тревогой и чем-то еще… уж не с ревностью ли? Или со смирением – дескать, отступаюсь. Не знаю. Не хочу размышлять, оценивать… Просто кладу голову «ковбою» на плечо. Когда тебе предлагают надежное убежище, не стоит отказываться.
Они играют «Дикий лесной цветок»
[75] – я щекою ощущаю рябь играющих Седаровых мышц. Легкие запахи дезодоранта и крахмала от его рубашки вытесняют грозный черный обод с периферии моего зрения. Дышать опять легче.
