Закусив губу, борюсь с нетерпением, но не получается – перебиваю:
– Так как же, вы совсем запамятовали ее имя?
Мисс Пэтти снова переводит взгляд на семейный протрет.
– Брэнда? Или Белинда… Кому теперь какое дело.
– Может, Брэнди? – замираю я.
Мисс Пэтти щелкает своими узловатыми пальцами.
– Брэнди! Точно. Ну что за человек вырастет из ребенка, названного в честь дьяволова пойла. Поделом, поделом, удивляться нечему. Дрянное, нечистое имя.
– Спасибо, – прерываю я ее прежде, чем она выйдет на новый виток своих злобных излияний, и выхватываю у нее фотографию. – Всего вам доброго! – И бегом на выход.
Старуха продолжает бубнить что-то о дерзких и нечестивых детях, забывших Господа, но я решительно закрываю за собой дверь, хватаю с крыльца оставленную там скрипку и устремляюсь под сень деревьев. Вероятно, она могла бы рассказать мне и еще что-нибудь полезное, но я не в силах больше слушать ханжеские измышления о моей семье.
Брэнди была сестрой папы и тети Ины, умерла в юности, и имя ее никогда не упоминалось в доме. Она – источник всех наших бед, боли и чувства вины. Она и есть то, что скрывалось в моей семье более тридцати лет.
Ее дух – следующий на очереди. Пусть ждет моего вызова. Уже вне зоны слышимости проклятий мисс Пэтти, где-то на полпути к дому тети Ины, останавливаюсь, привалившись спиной к сосне. Здесь, в роще, привидения свободно перешептываются и вьются вокруг меня – их явно привлекает скрипка. Наверное, и бедная Брэнди тоже здесь, ждет, когда хоть кто-то придет на помощь. Жаждет поведать наконец – спустя столько лет – свою историю.
Собираюсь уже расстегнуть футляр, когда под чьей-то подошвой совсем рядом хрустит ветка. Подскакиваю, оборачиваюсь, сердце колотится бешено.
– Седар, какого черта?! – Инстинктивно прячу инструмент за спину.
– Как раз собирался спросить тебя о том же. – Впервые на моей памяти в его голосе – ни намека на игривость, а на губах нет улыбки. – Ты сбежала. В нынешних обстоятельствах – и сбежала. И опять с чертовой скрипкой.
– Как ты меня нашел?
– Я с пяти лет хожу на охоту. Выследить тебя – не сложней, чем оленя. – Молчу. Он подходит ближе. – Шейди, что ты задумала?
– Я ходила к одной старухе, нашей соседке с давних времен. Расспросить о семейном портрете. И правильно сделала – оказалось, там действительно изображен еще один человек. Некая Брэнди. Вторая сестра моего отца. Она умерла еще в детстве.
Седар сводит брови.
– Бессмыслица какая-то. Ну и что? Какое отношение девочка, умершая давным-давно, имеет к убийству Джима Фрэнком?
Пожимаю плечами.
– Может, и никакого. Но тут кроется что-то важное. Существенное. – Я ощущаю это подсознательно… – Я должна разузнать, что именно с ней случилось.
– И ты явилась сюда вызывать ее дух? А о Черном Человеке забыла? – Голос Седара напряжен, натянут, как тетива лука.
– Я не прошу помощи. Можешь идти домой. – Отворачиваюсь в сторону от него и всех его эмоций. Вглядываюсь в кроны деревьев, которые раннее утро красит нежным золотистым светом.
Парень в несколько шагов преодолевает расстояние между нами, обвивает меня руками сзади, трется небритой челюстью о мою шею и вздыхает прямо в ухо:
– Но ты же сама до конца не понимаешь, как оно действует, ведь верно? Неужели ты думаешь, что я брошу тебя на произвол судьбы?
Та часть меня, что поддалась чарам «звезды родео», при этих словах тает. Но есть и другая часть – ее снедают скорбь, страх и тьма. Ей приходится изо всех сил сопротивляться порыву сбежать подальше в рощу, раскрыть футляр, сыграть, призвать дух Брэнди – в одиночку, без посторонних глаз. Мне этого хочется. Смертельно хочется. Но папа бы не одобрил. Папа бы не пожелал взваливать все бремя целиком на мои плечи. И от Черного Человека тогда, на стройке, меня спасли друзья, только друзья – сама бы не справилась. Если бы Седар не привел их на помощь. Если бы Сара своей музыкой не пробила тропинку во мраке и не вызволила меня из него…
Что ж, вот так вот, разрываясь надвое, все же беру за руку Седара и веду обратно в тетин дом, игнорируя безмолвные стоны и призывы скрипки из футляра.
– Давай позовем Сару с Орландо, – предлагаю.
– Они уже приехали. Я позвонил обоим, как только обнаружил твое отсутствие. Знал, что тебе захочется видеть Сару. После того как тогда, в последний раз… – Седар смущенно замолкает.
Видимо, того, что я при маме назвала его «своим парнем», недостаточно. Ему нужно все словами разжевать: мол, с Сарой покончено, ты для меня – не «запасной вариант». Самомнение даже у звезд родео имеет пределы, стало быть.
– Слушай, я свой выбор сделала. Насчет нас с тобой. Хочу остаться с тобой. И если, когда вся эта чертовщина закончится, ты сам не переменишь отношения ко мне, останусь. Я своих решений не меняю.
Седар заглядывает мне в глаза.
– Точно?
Просто киваю. Он расплывается в такой радужной белозубой улыбке, что груз скрипки в моих руках и страшной тайны в кармане становится чуточку легче. Потом он нежно накрывает ладонью мою щеку и пробегает мозолистым большим пальцем по нижней губе.
– Клянусь богом, Дубравушка, если этот демон только попробует еще раз пробраться за тобой в мир живых, я собственным кулаком низвергну его обратно в ад. – В подкрепление своей клятвы он целует меня крепко-крепко.
Только распахиваю дверь родного дома – с кухни доносится страшный грохот. Нигде не видать ни Хани, ни мамы, ни тети Ины – зато за столом во всей красе расселся весь наш ансамбль и с упоением поедает кукурузные хлопья. Орландо при этом углубился в решение какого-то из теткиных кроссвордов, прижав к подбородку механический карандаш.
– Ого, – говорю. – Ну, чувствуйте себя как дома. Приятного аппетита.
Роуз в ответ, набрав полный рот «Рейзин-брэн»
[81], мычит что-то неразборчивое, но, подозреваю, не менее язвительное и грубое, чем обычно. Сара, сидящая рядом, с полуулыбкой пожимает плечами.
– А где мама и Хани? – спрашиваю.
– Мама твоя велела передать, что вернется за тобой днем, – отзывается Кеннет.
Толика счастья, давеча обретенная на крыльце с Седаром, испаряется в одно мгновение.
– А ты здесь зачем?
Кеннет вздрагивает, густо краснеет и встает из-за стола.
– Шейди…
– Ты ведь с самого начала знал, что это Фрэнк? – Так и подмывает съездить по его дебильной физиономии. – И прикрывал его?
– Давай поговорим с глазу на глаз? – Он робким жестом указывает в сторону гостиной.
