Питер краешком глаза уловил движение – и тут же ощутил, как гаичка приземляется к нему на кончик пальца, как обхватывает палец крошечными коготками, чтобы удержаться.
Джейд застыла – только восхищённо вскинула брови. Питер в ответ тоже вскинул брови и почувствовал, как тепло стало внутри от беззвучного радостного смеха. Джейд медленно повернула голову, увидела, как гаичка кормится с руки Питера, и лицо её озарилось улыбкой. Вот это улыбка, подумал Питер. Кого угодно проймёт, будь он хоть человек, хоть синичка.
Гаичка распушила пёрышки на груди и улетела прочь, и тогда Питер наконец рассмеялся вслух. И тут же понял, что это опять она, доброта Джейд. Её секретное оружие. Джейд устроила ему встречу с маленьким вольным созданием – и услышала, как он смеётся.
Она вынула из кармана остаток батончика, разломила надвое и вручила половинку Питеру.
– Это наше причастие. Ты, я и птица – мы вместе преломляем хлеб. Понимаешь, как нам повезло?
Питер откусил кусочек и вдумчиво прожевал.
– Вола тоже сказала, что мне повезло. Когда узнала про моего лиса. Сказала, мало кому из людей дана такая связь с диким существом. Она это называла «двое, но не двое». Неразделимы. Это из буддизма.
Джейд кивнула:
– Ага, недвойственность. Я знаю это понятие. А ты заведёшь себе нового питомца, когда вернёшься?
– Вернусь – куда?
– Ну, домой. К этой Воле. Когда закончишь тут.
То ли дело было в гаичке, то ли в сонном, убаюкивающем журчании реки, но Питер ослабил бдительность и проговорился:
– Я не собираюсь туда возвращаться. Мой старый дом как раз за верёвочной фабрикой. Там и останусь.
Джейд села очень прямо.
– А как же… а кто ещё там живёт?
– Сейчас пока никто. Но когда Воины доделают свою работу, люди вернутся.
– Нет, я не об этом… – Джейд положила руки на колени, словно пыталась успокоиться – или успокоить. – Тебе тринадцать. Ты не можешь жить один.
Питер вспомнил про осторожность.
– Я… нет, конечно нет! Я хотел сказать, что не собираюсь возвращаться к Воле прямо сейчас. Сначала я… Короче, мне надо развеять прах отца. И в доме навести порядок. Вот и всё. Я там пробуду недели две. От силы.
Джейд разглядывала его на пару мгновений дольше, чем ему бы хотелось, но ничего такого не сказала.
– Вот там-то у тебя, наверное, и заведётся питомец, – предположила она. – Стоит отпереть дом – и всё, один ты не останешься, это уж точно.
– В смысле?
– Когда была эвакуация, многим пришлось бросить домашних животных. Но едва звери учуют, что кто-то вернулся, – сразу явятся.
Только не в его дом. Это Питер знал точно. Пакс метил двор пять лет; ни одна собака и ни одна кошка не посмеют сунуть нос на эту территорию.
– Нет. Не явятся. И мне не нужен другой питомец.
Джейд снова окинула его острым проницательным взглядом. Открыла было рот – но тут вернулся Сэмюэл.
– Завтра гроза, – сказал он. – Нужно будет выдвинуться пораньше.
Питер вскочил, помог ему выгрузить пробы и снаряжение. Следующий час он записывал данные, собирал дрова, разводил костёр. Помог упаковать оборудование, сам вызвался готовить ужин. Поставил на огонь банку бобов и делал вид, будто сосредоточенно их помешивает. Потом раздал всем миски с едой, а после ужина вымыл посуду.
И всё это время он ощущал на себе внимательный взгляд Джейд.
23
Лёжа в мшистой ложбинке, лис с дочерью наблюдали, как просыпается мир. В ивняке за рекой перекрикивались краснокрылые дрозды, в ворохе лежалых листьев под мёртвым дубом шныряли бурундуки, выискивая жёлуди, над водой клубилась, как туман, мошкара. Наконец появились те, кого дожидался Пакс.
На голые ветки дуба спикировала пара ворон, за ними ещё пара, и ещё, и ещё, пока от их разговоров мёртвое дерево не стало казаться живым.
Слушай, велел дочери Пакс. Вороны летают быстро. И далеко. Знают, что где произошло. И щедро делятся новостями.
С опущенными хвостами, припадая к земле – это был знак воронам «мы не опасны», – они приблизились к дубу и устроились прямо под ним.
Что ты слышишь?
Дочь сосредоточилась. Они расстроены.
Да. Почему?
Из-за людей. Большая стая людей пришла по реке с севера.
Лисы старательно вслушивались и узнали много нового. Люди – те самые, которые жгли костры у водохранилища. Среди них несколько совсем юных. Они движутся медленно, сообщили вороны, и выглядят мирными. Но несут с собой поклажу – как те, больные войной, в прошлом году.
Пакс поднялся и начал ходить туда-сюда. Медленные люди в любой момент могут стать быстрыми. Мирные люди без всякого предупреждения могут стать агрессивными.
Пакс чувствовал себя в ловушке. Вчера опять долетал запах дыма – люди снова жгли траву, на этот раз дальше к востоку, так что им с дочерью придётся идти вдоль реки – так безопаснее. И, что ещё важнее, вода скроет их следы от койотов и медведей. Значит, либо на север, к Игле и к дому, либо на юг, к Широкой Долине, а потом уж оттуда, в обход, домой. Если они пойдут на север, столкнутся там со многими, многими людьми; если на юг – могут встретить Питера и двух его спутников.
И хотя его сильно тянуло домой, к Игле и сыновьям, выбор был очевиден. Много людей – это опасно. А Питер никогда не причинит им вреда. И своим спутникам тоже не позволит это сделать.
Пакс вернулся к дочери, которая всё ещё слушала ворон. Они теперь обсуждали какой-то амбар, у которого ураганом снесло крышу, и открылась целая гора кукурузы.
Мы уходим.
Домой?
Не сразу. Сперва в Широкую Долину.
Пакс уже рвался в путь, но дочери перед дорогой нужно было подкрепиться. И он повёл её вдоль берега, туда, где уловил густой черепаший запах.
Пакс показал дочери пахучее место в мягкой земле и стал рыть. Всего несколько дюймов вглубь, и вот он уже выгребает лапой несметное богатство – большую кладку кожистых черепашьих яиц. Пакс быстро набил себе живот и велел дочери есть сколько сможет.
Она покатала одно яйцо, а потом положила голову на лапы.
Пакс разбил кожистую скорлупу прямо у неё под носом, желток выплеснулся.
Лиска осторожно, недоверчиво лизнула, проглотила. Потянулась за вторым яйцом, разбила его сама и принялась радостно лакать. Потом ещё одно, и ещё, и ещё. Паксу стало легче: она уже два дня ничего не ела, но теперь её брюшко наконец округлилось.
