Салон машины заполнили звуки Девятой симфонии Бетховена.
— Ты обещал отключить телефон!
— Ничего подобного, — с достоинством заявил Реджи, проверяя многочисленные карманы куртки и жилета.
— Как же. Ну тогда я снова включаю кассету Primal Scream.
— О нет, только не это.
— А что, нормальный музон, классика, можно сказать.
— Да я не о кассете, — Реджи показал спутнику на телефон. — С работы звонят.
— Вот блин. Не отвечай, чувак.
— Конечно, лучше заставить Бэнкрофта ждать. Он ведь так хорошо это воспримет, — отозвался журналист и поднял трубку. — Реджинальд Прайс Третий слушает.
Окс сумел различить, что на другом конце линии говорит Грейс. Двигатель машины ревел слишком громко, но не тем мерзким гулом, которым некоторые личности расплачиваются за мощный движок, компенсирующий отсутствие других индивидуальных качеств, а надсадным воем, после коего обычно наступает тишина, причем навсегда.
Да, машина была старая. Не в смысле «классика», а просто старая. Окс пытался ее продать в прошлом году, но не сумел заинтересовать в приобретении даже свалку металлолома. Владелец любовно называл свое транспортное средство зомби, потому что оно необъяснимым образом двигалось, несмотря на выпадавшие детали, изношенный двигатель и постоянный рев от перегрева.
— Да, — заверил Реджи невидимую собеседницу. — Мы все еще находимся в пути из-за неожиданных сложностей в выборе маршрута. Однако настроены крайне оптимистично и почти наверняка вскоре достигнем пункта назначения… Что? О нет, пожалуйста, не передавай ему трубку… — Реджи тут же отнял от уха телефон, из которого слышалась отчетливая ругань Бэнкрофта. Похоже, ему не требовалась даже громкая связь. Несчастный журналист попытался говорить увещевательным тоном, будто с капризным ребенком: — Нет, мы пока… Нет, мы еще… Да, обязательно… Честное слово…
Окс отобрал телефон и сел на него.
— Что, скажи на милость, ты вытворяешь? — горестно возопил спутник.
— А что такого? Бэнкрофт все равно не дал бы тебе вставить ни слова, так?
— Пожалуй, что так, — отозвался Реджи и поджал губы.
— Блин, прям задницей чувствую злобу этого придурка, — проворчал Окс и тут же воскликнул: — Вон! Вон! — Машина вильнула, когда он убрал обе руки с руля, чтобы указать назад. — Глянь, чувак, снова та самая корова!
* * *
— …В противном случае я заставлю вас обоих выслеживать в канализации несуществующих монстров весь следующий месяц! Помяните мое слово! — выкрикнул Бэнкрофт и швырнул трубку. — Помоги мне… — он обвел взглядом помещение и с удивлением отметил, что остался один. — Куда все подевались?
— Я отправила новенькую домой, — отозвалась из-за стойки Грейс.
— Что? Когда?
— Двадцать минут назад.
— Но я…
— Ты, как обычно, углубился в разглагольствования, а еще без всякой необходимости сыпал угрозами и отпускал едкие замечания, — прокомментировала Грейс и направилась к начальнику с ворохом документов. — Вот, нужно подписать, — она шлепнула бумаги на стол перед Винсентом и протянула ему ручку.
— Кто дал тебе право отсылать людей по домам?
— Я сама. Незачем бедной девочке задерживаться сверхурочно, чтобы слушать, как ты оскорбляешь подчиненных. Она этого насмотрелась и в рабочее время.
— Но я…
— Разговор закончен. Мне Ханна нравится. И, что важнее, мы в ней нуждаемся. Как бы тебе ни хотелось это отрицать, но в газете не хватает сотрудников.
— Раньше люди шли на все, лишь бы поработать под моим началом, — проворчал Бэнкрофт, подписывая документы, не читая.
— Да, но тогда ты еще не казался полным безумцем, а теперь нам необходим персонал, способный выносить твои причуды.
— Правда? И как же так вышло, что снаружи ждут потенциальные кандидаты, которые буквально умоляют нанять их на работу?
— Если ты говоришь о Саймоне, то сегодня он не явился.
— Эх, молодежь! — покачал головой Винсент. — Никакого терпения.
— Забавно слышать такое от человека, который вчера накричал на чайник за то, что тот медленно закипал.
— Кстати…
— Нет, я уже ухожу. Сам завари себе чаю, — заявила Грейс, а потом издала вопль такой мощи, что Бэнкрофт вздрогнул. — Стелла! Пора домой!
— Необязательно так орать, — фыркнул он.
— Чья бы корова умничала, — Грейс смерила собеседника долгим тяжелым взглядом.
— Поговорка звучит не так.
— Ну не все же такие красноречивые, как ты, Винсент.
— Почти никто.
— И хвала небесам за это маленькое чудо.
— Так, значит? Ну все, мы больше не друзья. — Бэнкрофт развернулся и на одной ноге поскакал к себе в кабинет.
— А разве мы ими были? — не скрывая удивления, поинтересовалась Грейс.
Глава 16
Почти на месте. Осталось всего три этажа.
Саймону никогда не удавалось незаметно прокрасться куда-либо, несмотря на значительную практику в этом нелегком деле. Речь шла, конечно, не о воровском скрытном проникновении в чужие дома, а о привычке, приобретенной в школьные годы. Дядя Алан дал племяннику вместо обычного рюкзака слишком заметный кожаный портфель, из-за чего узколобые одноклассники наградили Саймона прозвищем Его Светлость и впоследствии обращались так, что стало ясно: никто из них не принадлежал к числу роялистов. Период учебы казался медленной пыткой, но это не шло ни в какое сравнение с ужасным часом сразу после экзаменов, когда одноклассники всей толпой отправились разыскивать Саймона. Оттуда и появился опыт.
Решение подниматься по лестнице, а не на лифте вытекало из нежелания привлечь внимание охранников. Источник информации очень четко выразился на этот счет. Саймон беспокоился, что вызовет ненужный шум. Ну и еще не любил даже самые комфортные и быстрые лифты, тем более в недостроенных зданиях. Однако сорок два этажа стали серьезным испытанием. К счастью, ноги Саймона привыкли к постоянным нагрузкам от езды на велосипеде. К несчастью, это означало, что до небоскреба тоже пришлось добираться на нем и юноша порядком устал еще до того, как начать нелегкий подъем.
Осталось всего два этажа. Любые неудобства казались малой платой за возможность добыть эксклюзивный материал. Да что там, материал столетия! После такого Саймона непременно возьмут в штат газеты «Странные времена» и даже Бэнкрофт наверняка останется под впечатлением. Источник, конечно, выбрал крайне странное место для встречи: крыша недостроенного здания высотой в сорок два этажа, да еще в полночь. Но, пожалуй, в этом имелся определенный смысл, если так подумать. Никто не сумеет подслушать их беседу. Вероятно, придется перекрикивать ветер. Саймон старался отогнать сомнения и не думать о странностях. А еще о высоте. Ее он тоже не любил.
