К его чести, он не рухнул на землю, пошатнулся, схватился за соседнюю машину, смог-таки сохранить равновесие, но ненадолго. Удар ногой, пришедшийся прямо в грудь гопника, отправил его на асфальт, и никакое отчаянное цепляние за машину не помогло.
— Ах ты, урод! — второй явно был удивлен случившимся, однако отступать не собирался, он бросился на меня, замахнувшись рукой, однако тут же получил прямой в лицо, затем я схватил его за уши и с силой нагнул голову, заставив соприкоснуться лицо гопника с моим коленом, предварительно выставленным для встречи.
Раз, удар, вопль боли, второй удар, противник уже перестал вырываться, и третий удар коленом в лицо.
Гопник так и остался стоять, согнувшись, закрывая окровавленное лицо руками.
Удар локтем в основание шеи заставил его громко охнуть и рухнуть лицом на землю.
Хоть бы не убить ненароком, а то вон, не шевелится, даже не скулит.
Тем временем второй, с ножом, поднялся на ноги.
— Конец тебе, чепушило! — пробормотал он и взмахнул ножом.
Взмахнул, мягко говоря, не очень. Таким ударом в лучшем случае можно куртку вспороть, кожу разрезать, но никак не нанести приличное ранение, способное вывести противника из боя. Однако низкое качество таких ударов гопник компенсировал количеством — махал своей зубочисткой так отчаянно, будто бы я только от этого должен был впасть в панику.
Очередной такой взмах закончился неудачно — я смог поймать его руку, заломить, взяв на болевой.
Гопник взвыл и выпустил нож, который со звоном упал на асфальт.
— Кто такие? Чего надо? — прошипел я, закрутив руку гопника ему же за спину, и резко дернул вверх.
Противник взвыл, заскрипел зубами, но отвечать не собирался.
Я ударил ногой его под колени, заставив рухнуть на землю.
С силой вжав его лицом в асфальт, я повторил свои вопросы.
— Да пошел ты… — донеслось до меня злобное шипение.
Не знаю, чем руководствовался в тот момент, быть может, так сложились обстоятельства или же я был уже крайне зол, а быть может, просто мой взгляд зацепился за нож. Как бы то ни было, но я схватил этот самый нож, воткнул его в ногу гопника, вызвав дикий крик.
Пленник забился в моих руках, пытаясь вырваться. Но я, естественно, не позволил ему этого сделать, навалившись сверху всем телом, а затем еще пошевелил нож, который оставил в ране.
Новый крик боли и ярости.
Вот ведь, упрямый!
Спрашивать его еще раз уже не было времени — второй противник оклемался и двигался ко мне. Выглядел он, правда, не очень — все лицо залито кровью, нос расплющен. Но зло сощуренные глаза прямо-таки горят яростью и желанием поквитаться с обидчиком, со мной то бишь.
Я с силой дернул руку противника, которого сейчас держал, вверх. Вопль боли был такой силы, что его наверняка услышала не только вся парковка, но и торговый центр, все его посетители и продавцы.
Я тут же вскочил на ноги, разорвав дистанцию со вторым противником, подобравшимся достаточно близко.
— Убью, сволочь! — рычит он и пытается ударить.
Однако удар какой-то слабенький, неточный, я просто убираю плечо, и кулак гопника пролетает мимо. А вот мой кулак врезается ему точно в висок.
Противник летит на капот стоящего рядом автомобиля, медленно сползает с него.
Я придавливаю его к асфальту, поставив колено на грудь, фиксирую правую руку своей ногой, а левую уже рукой.
Моя вторая рука ложится ему на шею, под подбородок, палец начинает медленно давить на точку под челюстью, ближе к шее.
Я знаю, что это очень болезненная точка. Но вот откуда? Хрен его знает.
А! Нет! Вспомнил! Лет в 14 ходил в секцию, и там тренер нам, пацанам, задолбавшим его вопросами о «пальцах смерти», «смертельных ударах» и всех прочих, что крайне агрессивно рекламировались в боевиках, как раз таки и показал несколько приемов.
Вот только в секцию я проходил тогда не очень долго — надоело. Однако сейчас, в нынешнем состоянии, воспоминания оказались настолько яркими и детальными, что я с легкостью смог повторить все те, показываемые нам приемы. Причем повторить очень даже удачно.
Вот действительно, ощущение такое, будто бы я в режиме берсерка, словно в игре. И память услужливо подкидывает все необходимые в данный момент знания…
Вообще нынешнее мое состояние было один в один, как тогда, когда я столкнулся с обдолбышем на ночной улице.
Я прогоняю прочь мысли, которые сейчас абсолютно не нужны, давлю пальцем все глубже. Гопник хрипит, его глаза на выкате, испуганно глядят на меня. Рядом вопит его приятель — то ли из-за торчащего в ноге ножа, то ли из-за того, что я сломал (ну, или как минимум вывернул) ему руку.
Я внезапно прекращаю давить пленнику на болевую точку и спокойно спрашиваю:
— Кто послал? Зачем?
— Тип какой-то, — спешно отвечает гопник, — сам подвалил. Говорит, есть «лох», которого можно кинуть. И лох точно при бабле…
— Как кинуть? Забрать деньги?
— Ага, — испуганно кивает гопник, — предлагал еще «лоха» на больничный отправить. Ну, мы покивали, мол, сделаем, но, братан, и в мыслях не было…
Юлить начал, паршивец.
Гопник вскрикнул от боли, когда я снова вдавил палец.
— Как выглядел тип? Как назывался?
— Да никак не назывался, — просипел гопник, — дал бабосы, сказал, как выглядит человек, которого надо встретить, место, где может появиться, тачку…
— Как выглядел? — спросил я.
Гопник довольно-таки детально и красочно мне его описал. Гуков, мать его! Ну точно, Гуков!
В этот момент в меня вцепились чьи-то руки, принялись стягивать с пленника.
Что за черт? Второго гопника я прекрасно вижу — вон он, в паре метров впереди, лежит нерушимо на асфальте, стонет и держит свою ляжку, в которой все еще торчит нож.
Так кто в меня вцепился? Есть еще и третий подельник?
Недолго думая, я откидываю голову назад, попадаю ею как раз таки куда надо — руки, до этого тянувшие меня от пленного гопника, исчезают.
Я же наношу удар локтем, даже не повернувшись.
И тут же кулак летит мне в лицо. Я уклоняюсь, однако в меня уже вцепилось не менее четырех рук, схватили меня за конечности, не дают повернуться или ударить, более того, тянут вниз, заставляя стать на колени.
— СБ «Ниса»! Стоять! — доноситься до меня крик.
Ах ты ж, блин! Это ж мне подмога прибыла. Вот только кто так делает? Сначала надо было орать, а уже потом цепляться.
Я перестал упираться, позволил бойцам оперативной группы повалить меня на асфальт.
— Этот наш! — доносится до меня новый голос. Голос знакомый. Кто это? Ах, да ‒ Юрий Иванович, не иначе.
