— Меган, — снова повторила девушка, радуясь забытому имени. — Но это было давно. Теперь меня зовут Мэри Хайтауэр.
Сосуды в разных по размеру глазах Макгилла налились кровью.
— Ты Мэри Хайтауэр? Нет! Этого не может быть!
— Я знала, что ты удивишься. А я всегда знала, кто ты, Мики. Как я могла не знать?
Команда и даже связанные пленники зашептались.
— Мики… Мики… Она назвала его Мики…
— Не смей так называть меня! — заорал Макгилл. — Это не мое имя! Я Макгилл, великое чудовище Страны затерянных душ!
— Ты, — сказала его старшая сестра, — Майкл Эдвард Макгилл. Ты не чудовище. Ты мой младший брат.
Стоявшие вокруг снова зашептались, на этот раз громче.
— Брат… Брат… Он брат Мэри…
Душу Макгилла наполнили столь противоречивые эмоции, что ему казалось — он вот-вот взорвется и распадется на тысячи кусков. Без сомнения, такое может случиться с призраком, да еще и таким, как Макгилл, прошедшим огонь и воду. Он был счастлив от того, что наконец встретился с сестрой, и злился, потому что не получил желанного вознаграждения. Макгилл чувствовал себя униженным тем, что Мэри прилюдно объяснила ему, кто он на самом деле. Ему было страшно посмотреть в лицо самому себе.
— У меня есть для тебя подарок, Мики, — сказала Мэри. — Нужно было преподнести его тебе много лет назад.
Она потянулась к висящему на шее серебряному медальону, открыла его и придвинула к лицу Макгилла. Мэри держала медальон перед мордой чудовища, как крест, который, согласно легендам, спасает от нападения вампира. Макгилл пытался не смотреть на медальон, но оба его разномастных глаза, большой и маленький, были словно прикованы к вещице, которую протягивала ему сестра.
На одной створке медальона была старинная, сделанная методом ферротипии фотография Мэри. Лицо сестры Макгилла в точности повторяло изображение. На второй половинке была фотография мальчика по имени Майкл Эдвард Макгилл.
— Нет! — закричало чудовище, но было слишком поздно: оно уже увидело фотографию и узнало изображенное на ней лицо. — Не-е-е-ет!
Крик еще не успел затихнуть, а голос уже изменился, потеряв гнусавый оттенок. Мики Макгилл вспомнил, как он выглядел при жизни.
Для окружающих — Элли, Ника, толпы пленников и матросов — трансформация была столь же быстрой, сколь чудесной. За считанные секунды Макгилл превратился из чудовища в мальчика. Голова уменьшилась, отвратительный пучок волос, похожий на паучьи ножки, превратился в аккуратную стрижку. Болтавшийся на нитке глаз вернулся в глазницу, второй приобрел естественные размеры. На месте ужасающих клешней появились пальцы с коротко подстриженными ногтями. Даже зловонное тряпье, покрывавшее тело, снова соткалось в одежду, изображенную на фотографии. Когда превращение окончилось, перед всеми предстал аккуратно подстриженный четырнадцатилетний мальчик, гордость и радость своей мамы.
Мики дотронулся до лица, понял, что произошло, и закричал:
— Не делайте со мной этого! Я Макгилл! Не делайте, прошу!
Но все уже было кончено. Образ чудовища, который он разрабатывал годами, исчез в одночасье под давлением человеческой памяти. Мэри закрыла медальон. Дело сделано.
Элли стояла, не в силах вымолвить ни слова. Этот мальчик, Мики — неужели это он поймал и подвесил в колокольной камере за ноги тысячу детей? Элли понимала, что фотография помогла ему вернуть человеческий облик, но чтобы вернуть душу — для этого нужно что-то посильней.
Пока все в изумлении смотрели на Мики, бойскаут, висевший под потолком колокольной камеры, понял, что нужно делать. Это был момент освобождения. И момент реванша.
— Хватай его! — закричал он что было сил и бросился вперед.
Руки бойскаута были по-прежнему связаны за спиной, и он смог только сбить Макгилла с ног весом своего тела. Остальные в едином порыве присоединились к нему, и через секунду в том месте, где стоял Макгилл, образовалась невообразимая свалка. Ребята могли воспользоваться только ногами, и все начали пинать поверженного Макгилла. Детей было так много, а сила мести так велика, что они могли легко вколотить Мики в самый центр Земли.
— Нет! — закричала Мэри. — Прекратите!
— Но было поздно — стадный инстинкт овладел толпой. Крики становились все громче, словно духи Мародеров с набережной поднялись из центра планеты и вернулись на некогда принадлежавший им причал.
В центре безумной свалки на тротуаре лежал Мики, чувствуя, как по нему одновременно ходят десятки ног. Они не могли убить его. Призрака нельзя даже ранить. Но унижение, которое он испытывал, было для гордого Макгилла хуже всякой физической боли.
— Остановите их! — крикнул он матросам, но они больше не видели в нем капитана. Вместо того чтобы выполнить приказ, испуганные матросы постарались как можно скорее покинуть причал и затеряться в дебрях Атлантик-Сити, как это в свое время случилось с членами шайки Мародеров. Мики остался в одиночестве.
Кто-то начал резать веревки, которыми были связаны руки пленников. Теперь он ощущал не только пинки — его тянули за руки, таскали из стороны в сторону, словом, делали все, чтобы разорвать на части.
Не о таком вознаграждении говорилось в предсказании. Оно обмануло его! Но как это могло случиться? Только теперь, под градом пинков и ударов, которыми награждали его бывшие рабы, Макгилл начал прозревать. Он не был храбрецом, о котором говорилось в предсказании. Он был трусом.
Собрав остаток сил, Мики Макгилл пробился сквозь толпу избивавших его детей и оказался на дальнем конце пирса, почувствовав, что прыгнуть в море и снова опуститься к центру Земли лучше, чем терпеть унижение.
В избиении не приняли участие всего несколько человек. Элли, Ник и Лиф не присоединились к остальным. Поодаль застыли Мэри и Вари рядом с ней. Сморчок стоял отдельно от них, он тоже не участвовал в вакханалии. Он оказался единственным членом команды, у которого хватило смелости остаться. Они не присоединились к побоищу, но и не пытались остановить его. Мэри продолжала кричать на беснующихся детей, умоляя их успокоиться и оставить в покое ее брата. Но даже ее голос тонул в победных криках. Убедившись в своем бессилии, она отвернулась.
— Он получил то, что заслужил, — сказал Ник.
— Но мы должны положить конец этому, — сказала Элли. — Это же кошмар!
— Нет, — отозвался Сморчок. — Он пришел, чтобы встретиться с судьбой, и вот она, его судьба. Нельзя ей мешать.
Они наблюдали, как толпа постепенно перемещается к концу причала. Мики не было видно под лавиной обрушившихся на него тел. Элли, как и Мэри, почувствовала, что не может спокойно смотреть на избиение. Она повернулась к Сморчку, державшему в руках два листочка с предсказаниями.
— Победа ждет у причала поражения, — прочел мальчик. — Это же ты написала, правда?
— Да, — призналась Элли. — Но второе, в котором написано о тысяче душ, — настоящее.
