Короче, два придурка занимались ерундой и развратом вместо того, чтобы искать артефакт. Зла не хватает на это зло!
И чтобы мне совсем жизнь медом не казалась, под утро, когда я плюнула на наблюдение за узюзюканными в сосиску мужиками, ко мне в дверь тихо поскребся домашний лис с новостями.
Такими новостями, что я с ходу едва не вывалила на него весь запас моего великого и могучего.
— Джейсин, я думаю, ты должна знать. Мне непонятно, какое отношение ты имеешь ко всей этой истории, я не смею выпытывать, но… Ланлинь догадывается, где находится Мерцающая Звезда, и собирается идти туда. Я не могу отпустить ее одну, поэтому мы с Да Сьоном отправимся вместе с ней. И вот подумалось… Ланлинь против, но, возможно, ты захочешь пойти с нами?
Вот вам и здрасьте. И что ему ответить? А-а-а-а-а!
С одной стороны, он прав и отпускать гоп-компанию приключаться в одиночестве против всего мира, на который вдруг перестал действовать сломанный Пылинкин лотос, — это проще прибить их сразу, чтоб не мучились. С другой — меня в сюжете нет! И вообще… А с третьей, Гу Юнжень похмельем мучается, вместо того чтобы поспешать в лабиринт одновременно с Ланлинь. И это уже совсем нехорошо.
Даже не помню, что я там ответила Юань Шуаю, отказалась, конечно, но в каких именно выражениях — Сиян его знает. Мне с ними было нельзя, потому что разорваться я не смогу при всем желании, а объяснить спутникам, куда временами пропадает девчонка-слабосилка и откуда у нее такой волшебный рюкзак, что она то достает оттуда, то прячет в него чуть ли не целый город…
Короче говоря, если я хочу контролировать всех действующих лиц, мне придется изображать бэтмена-невидимку пополам с каким-нибудь фантомасом-супершпионом.
И первым делом таки тыркнуть в нужном направлении нерадивое главзло. Ей-богу, была бы возможность — я б ему лично пинка наладила под прекрасную задницу с родинкой сердечком. Но нельзя.
Значит, что? Значит, будем изображать высшие силы. Таинственные по самое не могу. Для этого нам нужен… нужен… так, где-то у меня на самом дне рюкзачка валялся… главное — достать, не вытряхнув ректора. Оп!
Божественный свиток. Сиян расщедрился. Ну, то есть на самом деле это всего лишь свернутая в рулон шелковая бумага высшего качества. Но напитанная самой крохой божественной силы. Уж не знаю, зачем наш боженька выдал мне сию редкость, потому как годилась она в основном только для красоты. Ну и чтобы пыль в глаза кому-нибудь пустить, намекнув на свои контакты с высшими небожителями.
Вот и пригодилось. Сейчас я изображу направляющий пинок для зла, даже карту ему нарисую, чтобы прицельно летел. Тут ведь еще одно удобство с божественностью свитка — он сам умеет перемещаться туда, куда я его пошлю, а после того, как адресат прочтет послание, свиток этот растает у него в руках и вернется ко мне, чистенький и готовый к следующей записи. То есть даже доказательств моего жульничества ни у кого не останется. Ну а Гу Юнженю придется надеяться на свою зрительную память, когда он полезет в лабиринт за Мерцающей Звездой.
Это чтобы жизнь медом не казалась. Впрочем, парень он способный, к иероглифам привычный, запоминать умеет хорошо. Справится.
Сказано — сделано. Набросав послание (и напустив туману), я нарисовала карту — ну, как сумела, так и нарисовала. Вообще-то, я и сама ее не очень точно помнила. Да, этот чертеж был частью заставки дорамы и, пока играла красивая вступительная песня, светился с экрана несколько минут. Не хочешь, запомнишь. Но не сказать, чтобы в точных подробностях. С этим Гу Юнженю придется разбираться самому. Главное, чтобы он понял, куда вообще предстоит лезть.
Закончив с писаниной и рисованием, я сосредоточилась, представив в подробностях главзло. Почему-то лучше всего вспоминалась та часть тела, которая с пикантной родинкой. Тьфу ты!
Ладно, если ему по заднице прилетит свитком — тоже годится. А я пока пузырики-следилки опять настрою. Надо же точно знать, дошло послание или нет. И достаточно ли оклемались эти двое пьяниц, чтобы понять его.
* * * * *
— Не-не, даже не рассчитывайте. Рабство отменили. — Я выдернула свой рукав из пальцев Ван Бохая. — Каникулы! Время отдыха. Я еду навестить семью и заняться своими делами. Лунный Новый год — семейный праздник, ты что, не знаешь?
— Но два месяца, назначенных господином главой… — попытался возразить Ван Бохай и горестно вздохнул, понимая всю бесполезность своих доводов.
— Законного отдыха меня никто не лишал, я даже на выходные сбегала от вас, как все нормальные ученики. — Аккуратно сложив стопочкой бамбуковые свитки со своими заметками, я устроила их на краю стола — сейчас выставлю помощника целителей и упрячу их в рюкзак. При посторонних я опасалась его развязывать, вдруг заметят что-то необычное. Оно мне надо, отвечать на всякие неудобные вопросы?
— Но как же производство мазей… и твои ученики?!
— Мои ученики тоже должны отдыхать, они еще дети! — хмыкнула я, с головой залезая в сундук и демонстративно бесстыдно начиная выкладывать из него то, что тут считается нижним бельем, — особо тонкие вышитые шелковые штанишки и рубашки.
— Шань Джейсин! — Ага, подействовало. Ван Бохай покраснел так, что от его ушей можно было спиртовку поджигать.
— Уже девятнадцать лет Шань Джейсин, — мирно отозвалась я, разглядывая на просвет пару нижних штанишек, на которых, как мне показалось, слегка расползлась вышивка. — Ага, все же надо новые… Так вот. Я тебе уже ответила на все вопросы, какого гуя болотного ты стоишь тут и бесстыдно таращишься на мое нижнее белье?
— Шань Джейсин! — уже в голос взвыл несчастный парень, отворачиваясь и едва ли не прикрываясь рукавом. — Да ведь это же ты его тут…
— Ну да, ну да. Это, если ты не понял, был тонкий намек. Очень тонкий, но очень явный. И если ты сию минуту не оставишь меня в покое, я тебе еще что-нибудь из сундука достану, пострашнее. Может, тогда дойдет уже! Брысь!
— Я расскажу господину главному целителю, пусть он сам приходит и с тобой разговаривает! — попытался отыграться по очкам помощник лекаря, предпринимая стратегическое отступление к двери. — Посмотрим, как ты ему…
— Ты думаешь, господин главный целитель не испугается моих ношеных подштанников? — с живым любопытством перебила я, отвлекаясь от увлекательной сортировки тряпочек в сундуке. — Ну, тогда я предъявлю ему письмо от моего отца, где он выражает недоумение тем, что младший ребенок, единственная и любимая дочь семьи Шань вместо учебы в прославленной академии, за которую, между прочим, он заплатил немало денег, занимается мытьем полов в лечебнице и производит литрами мазь по два золотых за склянку. Из которых ей ни серебрушки не платят!
— Ты… Ты… бесстыдница!
— Ага, я такая. А теперь еще раз и внятно: БРЫСЬ!
Ван Бохай аж шарахнулся к двери, когда я махнула в его сторону теми самыми штанишками, и унесся вдаль, словно резвый сайгак от голодного Козявкина. Уф-ф-ф… довели. Нет, правда, довели. Вы думаете, он первый мне тут мозги канифолил на тему «куда пошла, какие каникулы, сиди и вари мазюку литрами»? Как бы не так. Он был последней соломинкой, сломавшей хребет верблюду моего терпения. Ну потому что фантастически занудный и упорный юноша. Он нудел почти час! Прежде чем я озверела и слегка вышла из образа.
