Как отмечал известный российский славяновед А. Ф. Гильфердинг: «Источник польского вопроса находится в западных губерниях, в господстве там польского шляхетского меньшинства над русской народностью. … Прямым следствием такого положения дел было то, что горсть „чужеземцев“ и отчасти туземцев, перешедших в их лагерь, в течение большей половины текущего столетия с напряжённой энергией и успехом работала в русском крае во имя Польши и для Польши, работала во всех сферах его политической жизни: религиозной, учебной, административной, экономической и общественной. Польская среда пользовалась всеми преимуществами русского привилегированного сословия и в то же время враждебно относилась ко всему русскому»
[94].
Социально-экономическое и культурное доминирование польского дворянства в Северо-Западном крае с неизбежностью провоцировало его на решение вопроса о восстановлении власти политической. Эпицентром политической борьбы за восстановление государственности в границах 1772 г. являлось Царство Польское, в котором традиционно начинались антироссийские восстания. В период, предшествовавший восстанию 1863 г, политическим выражением единства интересов дворянства Царства Польского и Западного края стало стремление к нарушению территориально-административного устройства Российской империи.
Идейным обоснованием оппозиционного поведения регионального дворянства служило представление о польской идентичности Северо-Западного края, который рассматривался в качестве восточного региона Польши, «забранного» Россией. Движимое идейно-патриотическими мотивами, польское дворянство «домашних» колоний ставило своей целью административное присоединение Западного края к Царству Польскому. Территории, объединенные Люблинской унией 1569 г. в Речь Посполитую, должны были вновь обрести свое историческое единство в рамках Российской империи
[95].
Господствовавшие в дворянской среде представления о польской идентичности края нашли свое политическое выражение в региональном ирредентизме, — движении за присоединение Западного края к Царству Польскому. Мощным импульсом к появлению открытого дворянского ирредентизма послужили антиправительственные выступления в Царстве Польском в 1861 г. Оправившись после поражения восстания 1830–1831 гг., польское дворянство в конце 50-х гг. вновь встало на путь политического противостояния с российским правительством.
Наместник Царства Польского граф Ф. Ф. Берг отмечал: «Приуготовление умов к восстанию обнаружилось еще в 1859 году, когда стали появляться в крае эмиссары, высылаемыми революционными комитетами из Лондона и Парижа с печатными инструкциями для распространения революционной пропаганды. Богатая молодежь, воспитывающаяся за границей, возвращаясь на родину, тоже привозила с собой разные превратные понятия, бывшие тогда в Европе в ходу. И проявлению этого отчасти содействовал и граф Красинский, во время предсмертной болезни князя Паскевича исправлявший должность наместника, созвавши неофициальным образом большую часть польского дворянства и объявивши им, что вскоре дана будет Царству конституция с присоединением к нему Западных губерний»
[96].
В начале 1861 г. в Варшаве начались антиправительственные политические демонстрации, которые были охарактеризованы МВД как «небывалое доселе безоружное восстание». В секретном «Историческом очерке событий», составленном МВД по горячим следам, в конце 1862 г. довольно объективно описывалась ведущая роль туземного дворянства в политических протестах, которые охватили часть польского населения Западного края. Начинался новый этап политической борьбы за территориальную принадлежность Северо-Западного края, в авангарде которого вновь выступила польская колониальная элита.
По сведениям, которыми располагало МВД и III отделение собственной его императорского величества канцелярии: «Предводители революционного движения в Царстве Польском стремились подкрепить свое дело извне — возбуждением к нему участия западных держав, посредством распространяемых в иностранной прессе нареканий на Россию, а внутри государства — развитием революционной пропаганды и привлечением к ней жителей, особенно Западного края: Литвы, Волыни, Подольской, Киевской и двух белорусских губерний.
Сколь ни доказана историческими данными неосновательность притязаний польской народности в вышеупомянутых местностях, как ни ограниченно в них население собственно польского происхождения, пропаганда, обращенная непосредственно к этому меньшинству, составляющему наиболее образованные классы населения: дворянство, духовенство, чиновничество, учащиеся, имела быстрый успех. Вскоре после событий, совершившихся в Варшаве 13 и 15 февраля, проявилось в главных пунктах западных губерний заметное к ним сочувствие. …
Жители призывались к пожертвованию известной части доходов с имений на дело освобождения общей отчизны: денежные складки пересылались тайными путями к заграничным злоумышленникам; внушалось о необходимости сближения образованного класса людей с чернью, преимущественно поселянами, с целью проводить между ними нелюбовь к правительству и ненависть к русским. Мало-помалу стали появляться траурная одежда и эмблематические знаки народной скорби. Появились возмутительные стихи, речи, воззвания всякого рода, частью даже подложные. …
Политические манифестации постепенно усиливались и разнообразились. Они выражались служением панихид по убиенным в Варшаве, пением в церквах патриотических гимнов, празднованием годовщин, напоминающих о главных событиях и деятелях в прежних польских восстаниях, ношением и насильственным принуждением других носить траурные одежды, шумными и многолюдными процессиями, неуважением властей, нарушением их приказаний, поношением и даже оскорблением военного мундира»
[97].
