Не имея возможности использовать в пропаганде мощный и реально существующий фактор социальной ненависти к помещикам, Калиновский сделал упор на пропаганду иной мотивации, стараясь разжечь у белорусских крестьян ненависть политическую, этническую и религиозную. В качестве объекта этой ненависти им был создан демонический образ «москаля» и «схизматика», представленного в качестве главного виновника всех крестьянских бед.
Этот примитивный пропагандистский продукт, предназначенный для крестьянского употребления, вобрал в себя враждебные представления о России, русском царе, великороссах и Православии, которые были присущи отнюдь не крестьянам, а польскому дворянству, шляхте и римско-католическому духовенству. То есть именно тем привилегированным социальным группам, многие представители которых встали на путь вооруженной борьбы с российским правительством. Иными словами, Калиновский пытался ввести белорусских крестьян в заблуждение, навязывая им чуждую сословно-этническую мотивацию борьбы за независимость Польши.
Этот «революционер» стремился перенаправить негативную энергию социальной ненависти, которую испытывали крестьяне к своим подлинным угнетателям — польским помещикам и шляхте, — на сочиненного им «москаля», представляемого в роли заклятого врага мужицкой «вольности». С помощью идеологических манипуляций враг угнетателей — «москаль» — превращался во врага угнетенных.
Пропагандистские методы, с помощью которых авторы «Мужыцкай праўды» пытались мотивировать крестьян на борьбу с российским правительством, позволяют сделать вывод, что Калиновский и его соратники объективно выступали в роли революционных провокаторов. С помощью русофобского образа «москаля» и соблазнительных пропагандистских приманок, выступающих в форме безответственных и щедрых социальных обещаний, они пытались заманить белорусских крестьян в самоубийственную ловушку польского восстания.
Эти листовки, написанные Викентием Калиновским и его соратниками на польской латинице нарочито примитивным, псевдонародным языком, белорусские историки-националисты гордо именуют «нелегальной, революционно-демократической, первой на белорусском языке газетой»
[235].
Неприкрытая ирония этой ситуации заключается в том, что выступая под личиной «Яськи, хозяина из-под Вильно», Калиновский обращается в одной из этих листовок к белорусским крестьянам как «мужикам земли польской», причем, на том основании, «что живем на земле польской, что едим хлеб польский, мы поляки извечно»
[236].
Если отбросить в сторону идеологически лукавый «революционно-демократический» ярлык этой «газеты», бережно сохраненный белорусскими историками от ушедшей в прошлое советской историографии, придется сделать следующий нелицеприятный вывод. Это был откровенно лживый агитационный листок, издаваемый польскими «революционерами» для того, чтобы с помощью социальных и религиозных обещаний соблазнить белорусских крестьян на коллективное самоубийство во имя освобождения Польши. Во всяком случае, обещанные бесплатные наделы земли от польского «правительства» в тех условиях они могли получить разве что посмертно. Трудно было рассчитывать на иное вознаграждение за участие в сражениях с регулярными русскими войсками, а уж тем более на победу подпольного «правительства».
Следует отметить также, что мобилизационный эффект этой адресной пропаганды был минимален не только в силу недостатка пропагандистских ресурсов и массовой неграмотности крестьянства. У «мужиков» не было оснований верить своим польским угнетателям, которые рядились теперь в одежды самозваных «освободителей». Созданный пропагандой русофобский жупел «москаля» не вызывал, да и не мог вызвать у русских (белорусы и малороссы) крестьян требуемой «революционерами» политической и этнической ненависти. Политический симулякр мужицкой «вольности», настойчиво предлагаемый Калиновским и его соратниками, особого интереса в массах не возбуждал. Соблазнительные обещания бесплатной земли, которая будет получена в будущем от неведомого варшавского «правительства», но за которую нужно было умирать сегодня, особого доверия не вызывали.
Главное же заключалось в том, что у крестьян отсутствовали основные национально-патриотические мотивы освобождения Польши и Северо-Западного края от российской власти, которые, в свою очередь, служили решающим средством политической мобилизации для части польского дворянства, шляхты и римско-католического духовенства. Пропагандистские манипуляции, совершаемые революционными провокаторами для создания социально-политических мотиваций, замещающих отсутствовавшие у крестьян польские национально-патриотические интересы, успеха не принесли. Русское крестьянство Литвы и Белоруссии не купилось на социальные приманки и политические симулякры Калиновского и польских пропагандистов, сохраняя в массе своей приверженность царю — освободителю Александру II. В итоге пропагандистскую кампанию по мотивированию русского крестьянства на антироссийское восстание польское подпольное «правительство» и его исполнительный литовский «отдел» безоговорочно проиграли.
Впрочем, некоторые крестьяне-католики, введенные в заблуждение соблазнами политической и религиозной пропаганды, вступали в отряды повстанцев и становились «косиньерами». Так романтично именовали вооруженных косами мужиков подпольная польская пресса и западно-европейские либеральные издания
[237]. В действительности же это были практически безоружные люди, обреченные на убой в столкновениях с регулярными, хорошо вооруженными и обученными русскими войсками.
В результате провокационные пропагандистские призывы «красных» вызывали явления исключительно разрушительного характера. В обществе возникали очаги социального хаоса, анархии, происходил рост вооруженного насилия, следствием которого стали острые конфликты между сторонниками России и Польши.
5.3. Религиозные знамена восстания
В польском ирредентизме 1861–1862 гг., переросшем затем в вооруженное восстание, наряду с политическими мотивами и лозунгами присутствовала и религиозная составляющая, выразителями которой были радикально настроенные ксендзы Царства Польского и Западного края.
В связи с этим представляется продуктивным сосредоточить внимание на выявлении роли и значения религиозного фактора в политическом «рекрутировании» радикальных сторонников польского национального движения. Необходимо, во-первых, рассмотреть особое религиозное положение католического клира, которое не дает оснований статистически приравнивать их к участникам восстания из светских сословий
[238].
