Виленский генерал-губернатор М. Н. Муравьев в своем обращении ко всем сословиям Северо-Западного края прямо указывал на политическую враждебность, которую испытывало к российскому государству «дворянство здешнего края, называющее себя польским».
От имени российского государства Муравьев объявлял всем сословиям края о целях, которые преследовало это дворянство в восстании 1863 г.: «Дворяне и помещики, ослепленные безрассудными мечтаниями о господстве над народом, который едва только успел, волей всемилостивейшего государя нашего, освободиться из-под тяжелого их гнета, тайно и явно раздувают пламя волнений и принимают в них деятельное участие, которое в этом сословии сделалось до такой степени всеобщим, что предводители дворянства, спрошенные по моему приказанию, не решились указать лиц, на политическую благонадежность которых можно бы положиться»
[263].
Деятельное участие в восстании приняло и служилое дворянство, занимавшее различные должности в администрации Северо-Западного края. Формально, эти люди, присягнувшие на верность императору, служили Российскому государству и получали жалованье из казны. На деле эта влиятельная группа дворянства была далека от политической лояльности монарху, на службе которого она состояла.
Виленский губернатор С. Ф. Панютин в отчете императору за 1863 г. вынужден был отметить, что: «Почти невозможно указать ни одного присутственного места как в самом городе Вильне, так равно и в уездах, откуда бы чиновники, в большем или меньшем количестве, не уходили бы в отряды формирующихся мятежных шаек. Те же, которые остались на местах, участвовали в различных уличных демонстрациях, собирали и распространяли всякого рода возмутительные сочинения и публично издевались над всем православным и русским. Составляя в городах довольно многочисленный, и по своему положению вследствие занимаемых ими должностей и вследствие большего или меньшего образования, самый влиятельный класс людей, чиновники польского происхождения, напитанные ненавистью ко всему русскому, были в числе главных двигателей мятежа»
[264].
Что же касается сословия крестьян, то их роль в восстании, по подсчетам В. М. Зайцева, была незначительной. Из лиц этого сословия, принявших участие в восстании, бывшие помещичьи крестьяне составляли абсолютное меньшинство. По словам генерал-адъютанта Н. А. Крыжановского: «Крестьяне до такой степени ненавидели помещиков, что готовы были скорее передушить их, чем идти вместе с ними. Из крестьян не помещичьих пошли в мятеж преимущественно вольные, безземельные люди, батраки, работники, кутники, но весьма мало хозяев»
[265].
Мнение генерала Крыжановского было подтверждено историком А. И. Миловидовым, который писал, что: «в период наиболее сильной польской агитации и вербовки повстанцев (январь и февраль 1863 г.) в банды шли преимущественно безземельные крестьяне и при том из Ковенской губернии»
[266].
Ведущая роль, которую играло в восстании «первое сословие» империи, казалось, должна была служить для низших сословий социальной легитимацией происходивших вооруженных выступлений против власти российского монарха. Следовательно, пример дворянства должен был способствовать вовлечению в восстание бывших крепостных крестьян. Однако для Северо-Западного края с характерными для него отношениями польского колониального господства социальный авторитет «первого сословия» мог быть значим только для единоверной ему части католического крестьянства. И то, как выяснилось, безземельного, воспринявшего всерьез популистские обещания «красных» агитаторов.
Здесь следует обратить внимание на одну характерную деталь. Согласно традиции, которая под воздействием марксистско-ленинской идеологии сложилась в советской историографии, главное внимание исследователей восстания 1863 г. было обращено на выявление социального состава его участников. Особенно важным представлялось доказательство широкого участия в восстании крестьян, однодворцев, безземельной шляхты, а среди дворян — преобладание бедного и деклассированного дворянства
[267].
Такой репрезентативный социологический материал активно использовался для доказательства ленинских положений о «революционной ситуации» 1861–1862 гг. и о «революционно-демократическом» характере и целях восстания, особенно на его завершающем этапе. Не забывался при этом и «национальный вопрос», который решался «революционными демократами» в борьбе «за равенство и свободу народов будущей Польши».
О ведущей роли в восстании «деклассированного дворянства» писала советский историк С. М. Самбук (Байкова): «Учащаяся молодежь, мелкое чиновничество, офицеры вели пропаганду среди крестьян, шли в повстанческие отряды. Они составили более 21 % всех участников восстания. Деклассированное дворянство, добывавшее средства к жизни трудом, являлось основной движущей силой восстания. На его долю приходилось более 70 % всех участников повстанческого движения и революционных организаций Белоруссии»
[268]. Отсюда проистекала и неизбежная в таком случае марксистская критика непоследовательного и соглашательского поведения «белых», то есть дворян-помещиков, и апология вооруженной борьбы, которую вели «красные», или «деклассированное дворянство».
Однако не следует забывать, что и «белых», и «красных» лидеров восстания, несмотря на их расхождения в тактике и социальных программах, объединяла общая цель — установление власти польского государства на территории «забранного» Северо-Западного края и объединение его с освобожденной Польшей. Следовательно, речь шла о восстановлении колониального господства польского дворянского меньшинства (социальной элиты края) над русским крестьянским большинством, какие бы методы и риторика, — патриотическая, демократическая или популистская — при этом не использовались.
Следует особо отметить, что практически все участники восстания, и богатые, и бедные, были католиками по вероисповеданию. За популистскими лозунгами «деклассированного дворянства» пошли не столько «социально близкие» ему представители низших сословий, сколько «религиозно близкие» единоверцы-католики. Православное крестьянство, численно доминировавшее в крае, принять участие в иноверной «польской справе» не захотело. И для этого были серьезные основания — правовые и религиозные. В тех условиях поверить заманчивым обещаниям «красных» агитаторов о бесплатной земле и присоединиться к восстанию на деле означало изменить законному, единоверному царю и подчиниться подпольному польскому «правительству».
