Однако епископ Красинский, которого М. Н. Муравьев считал «одним из энергичнейших деятелей» мятежа, «прикинувшись больным», уклонился от выполнения «убедительнейшей просьбы» главного начальника края. Впоследствии, по приказанию М. Н. Муравьева, епископ был выслан в г. Вятку под надзор полиции
[285]. Муравьев так объяснял политическую целесообразность своего решения: «Высылка из края главного духовного деятеля мятежа епископа Красинского, и несколько примеров строгого взыскания с крамольного римско-католического духовенства в скором времени ослабили преступное его влияние на местное население»
[286].
Из Инструкции следовало, что восстание в Северо-Западном крае «главнейше поддерживается помещиками польского происхождения», и что «большая часть неистовств и злодейств совершаются мятежническими шайками, составленными из помещиков, ксендзов и шляхтичей». Поэтому крестьянам, как лояльному правительству сословию, вменялось в обязанность «бдительное и строгое наблюдение, чтобы не были допущены в черте сельских их обществ и самих фольварках какие-либо мятежные съезды, вооружения и, вообще, приготовления к мятежу»
[287].
Инструкция была напечатана на русском и польском языках и доведена до сведения военного командования, администрации и жителей Северо-Западного края. Рациональный и системный характер мер, сконцентрированных в положениях Инструкции от 24 мая 1864 г, позволили подчинить единой воле М. Н. Муравьева все рычаги управления Северо-Западным краем, военные, административные и судебные. В короткий срок было создано эффективное «военно-полицейское управление».
Перечень задач, которые предстояло решать новой муравьевской администрации, был удачно сформулирован газетой «Московские ведомости»: «Для подавления мятежа, пружины которого скрывались в самом населении, необходимо было в возможно скорейшем времени уничтожить все средства, питавшие восстание, потому что подземное правительство с помощью террора с каждым днем усиливало свое влияние на население: ревностные исполнители его велений скрывались во всех слоях общества; духовенство, пользуясь своим положением, старалось фанатизировать народные массы, одним словом, убийственная болезнь быстро охватывала весь организм. Нужны были радикальные меры, которые не могли ограничиться, единственно, несколькими поражениями мятежнических шаек.
Необходимо было уничтожить средства снабжения и продовольствия шаек, устранить возможности формировки новых банд и пополнения убыли в прежних шайках, восстановить силу законного правительства, поселить в народе убеждение, что эти мнимые освободители не более как разбойники, грабящие собственный край, уничтожить то обаятельное влияние революционеров, которым они взволновали умы, показать их нравственное бессилие, уличить хвастунов и клеветников в их бесстыдной лжи, наконец, смелой и верной рукой остановить террор, которым агитаторы подчиняли себе малоразвитое, запуганное большинство населения. Для этого нужен был целый ряд новых, сообразных с этими требованиями, распоряжений; мало того, нужно было, чтоб эти распоряжения безотлагательно и неуклонно были исполняемы»
[288].
Институт временных военных губернаторов и уездных воинских начальников в тесном сотрудничестве с губернской администрацией, направляемые М. Н. Муравьевым, обеспечили выполнение положений Инструкции. Воля, настойчивость и необыкновенная работоспособность Главного начальника края буквально преобразили исполнительную власть на территории обширного региона, которая стала действовать энергично, твердо и решительно. Инструкция от 24 мая, дополненная впоследствии новыми правилами и распоряжениями, стала краеугольным камнем всей муравьевской политики по «усмирению мятежа» и обрусению Северо-Западного края.
Теперь уже ни у кого не оставалось сомнений, что борьба с восстанием будет доведена до победного конца. Была сформулирована принципиально новая программа действий администрации края, требовавшая неукоснительного исполнения, появился новый Главный начальник края, который открыто заявил о твердой решимости правительства не только подавить восстание, но и устранить причины, его породившие.
Об этом было сказано в «Объявлении», с которым М. Н. Муравьев обратился «ко всем сословиям, населяющим край», от 23 июня 1863 г. «Правительство, не колеблясь, выполнит свою обязанность для предохранения края от бедствий, в которые ввергает оный мятежная партия; оно не оставит безнаказанно участников и руководителей мятежа; почитая справедливым лучше сделать строгий пример над некоторыми, чем допустить кровопролитие и бесполезные жертвы: многие из виновных по приговору военного суда уже понесли заслуженное ими наказание; сотни лиц, и между ними значительное число ксендзов и помещиков, содержатся по крепостям и острогам, и по окончании над ними следствия и суда будут наказаны по мере своих преступлений»
[289].
Подтверждением того, администрация будет неуклонно стоять на страже закона, невзирая на сословные привилегии виновных, стали первые смертные приговоры, вынесенные активным деятелям восстания, ксендзам и дворянам. Наиболее серьезную политическую опасность в это время представляли радикально настроенные представители римско-католического клира, которые вовлекали в восстание крестьян и шляхту с помощью политизированных проповедей и чтения в костелах манифеста польского «правительства». Демонстративно изменив присяге, данной ими на верность императору Александру II, мятежные ксендзы приводили население к присяге нелегальному «правительству», трансформируя сложившиеся отношения двоевластия в регионе в пользу повстанцев
[290].
Число таких ксендзов множилось, так как они были уверены в своей безнаказанности, полагая, что священный сан послужит им надежной защитой от судебного преследования. Епископат, вплоть до высылки епископа Красинского из края, также был уверен, что его, по словам М. Н. Муравьева, «никто не осмелится тронуть»
[291]. Поведение В. И. Назимова, который не решался конфирмовать смертные приговоры осужденным судами ксендзам, только усиливало эти иллюзии.
