Новая армейская тактика, в которой использовался опыт применения подвижных колонн при борьбе с повстанческими отрядами, поддержка войск сельскими вооруженными караулами и слаженная деятельность администрации и военных начальников, действовавших на основании Инструкции, обеспечили быстрое и эффективное подавление восстания
[306].
Наряду с мерами предупредительными и карательными, Инструкция содержала пункты о «помиловании» тех участников восстания, которые не участвовали в уголовных преступлениях, грабежах и убийствах жителей края. М. Н. Муравьев неоднократно обращался к таким лицам с призывом сложить оружие и вернуться к мирной жизни. В первую очередь положения амнистии распространялись на крестьян, «добровольно возвращающихся из шаек с искренним чувством раскаяния, которых следовало водворять на прежних местах жительства, отдавая их на поручительство тех обществ, к которым они принадлежат». Крестьяне должны были принести присягу и только затем могли возвращаться домой.
Более строгим было отношение к представителям высших сословий. В таком случае М. Н. Муравьев требовал от губернаторов, чтобы «мятежников, принадлежащих к сословию ксендзов, дворян, отставных чиновников и других, почему-либо представляющихся важными преступниками, вызывать их к себе, подвергать опросу и объявлять им помилование только после личного убеждения вашего в искренности приносимого ими раскаяния»
[307].
Вот, например, как происходила процедура помилования семи раскаявшихся в своей антиправительственной деятельности польских дворян в августе 1863 г. в г. Вильне. «В костеле св. Иоанна они исполнили очистительную присягу в присутствии губернатора С. Ф. Панютина и местного уездного предводителя дворянства. Декан г. Вильны, доктор богословия ксендз А. Немекша произнес речь, объяснив великость дела, на которое они добровольно решились, высокое значение присяги пред лицом Господа и кару за клятвопреступление, как в религиозном, так и в гражданственном отношении. Приложившись ко кресту и св. Евангелию, они подписали присяжные листы. Тогда раздались звуки органа и невольно потрясли сердца присутствующих. Тогда губернатор Панютин объявил им прощение государя»
[308].
Спустя некоторое время, в феврале 1864 г. М. Н. Муравьев издал приказ военным начальникам, имевшим право конфирмации смертных приговоров. В приказе говорилось, что при рассмотрении дел участников восстания следует «быть крайне осмотрительными и строго взвешивать обстоятельства, обусловливающие степени виновности подсудимых»
[309].
По данным А. И. Миловидова, в восстании участвовало свыше 77 тыс. человек. В боях погибли около 6 тыс. повстанцев, взято в плен — 1361
[310].
Судя по цифрам осужденных к различным мерам наказания, далеко не все участники вооруженного мятежа подверглись судебным и административным преследованиям. По сведениям Временного полевого аудиториата при штабе войск Виленского военного округа, за политические и уголовные преступления, в период с начала 1863 г. и до конца 1864 г., было казнено 128 человек. Из них ксендзов — 7, лиц привилегированного сословия — 68, простолюдинов, в том числе шляхтичей, однодворцев, мещан и крестьян — 53.
Эти лица были признаны судом виновными в измене долгу службы и присяге, грабежах, насилиях и убийствах мирных жителей, активном участии в мятеже, командовании повстанческими отрядами, руководстве подпольной организацией, в публичном чтении и распространении манифестов нелегального правительства и в преступлениях, совершенных в качестве жандармов-вешателей и полициантов
[311].
Всего за различные политические преступления было осуждено 12 483 человека, число освобожденных от ответственности, добровольно явившихся с повинной и помилованных повстанцев составило 9229 человек
[312].
М. Н. Муравьев так оценивал свои действия в отчетном докладе императору: «Смею уверить, ваше императорское величество, что возможные меры снисхождения были употреблены, дабы уменьшить число жертв; более 9 тыс. человек, виновных в участии в мятеже и осужденных на административные взыскания, оставлены в крае под надзором полиции … Менее едва ли можно было допустить жертв тогда, когда целый край был объят пламенем мятежа и не было может быть ни одного дворянского и шляхетского семейства, которое бы не участвовало словом или делом к поддержанию крамолы, мятежа и убийств!»
[313].
