Отсюда и запреты, касавшиеся публичного употребления польского языка. Эти меры стали следствием политики коллективных наказаний, применяемых в отношении колониальной элиты Северо-Западного края, невольным заложником которых стало польское население из низших сословий. Если же говорить о применении мер судебных и административных, то в данном случае действовал принцип личной ответственности за содеянные проступки. Лица, признанные виновными, подвергались наказаниям независимо от своего этнического происхождения и конфессиональной принадлежности
[318].
По словам участника событий 1863 г., близко знавшего М. Н. Муравьева, офицера генерального штаба В. В. Комарова, «Никогда, ни в одну минуту своей жизни, и ни в одну минуту даже раздражения, граф Муравьев не действовал против поляков и польского племени. Он действовал против изменников, поднявших оружие на своего государя. Он действовал на врагов государственного единства, порядка и строя. Он действовал против революционеров, но не против поляков, сознававших свои обязанности к государю и остававшихся верными своему долгу»
[319].
Разгром восстания, аресты и казни его организаторов вынудили непокорное польское дворянство склонить голову перед грозной силой русского оружия и авторитетом восстановленной Муравьевым государственной власти. Дворянство шести губерний Северо-Западного края уже в конце лета и начале осени 1863 г. начало обращаться к императору Александру II с верноподданническими адресами, в которых выражало преданность российской монархии
[320].
Первыми выказали покорность правительству дворяне Виленской губернии. Об этом М. Н. Муравьев сообщил министру внутренних дел П. А. Валуеву в письме от 29 июля 1863 г.: «Наконец, после двух месяцев усилий к подавлению мятежа, виленское дворянство, не находя иного исхода, решилось просить пощады и заявить отречение от мятежа. Я надеюсь, что этот начаток торжественного умиротворения края будет иметь благотворное влияние на прочие губернии и в особенности же на Европу»
[321].
Свою верность российскому престолу дворяне Виленской губернии выражали следующим образом: «Смуты революции вовлекли многих из дворян Виленской губернии к нарушению верноподданнической присяги Вашему императорскому величеству. Отвергая действия революционной партии, по причине которой от нескольких месяцев земля наша обагряется кровью по большей части невинных жертв, чистосердечно и гласно просим тебя, государь, считать нас верноподданными твоими, заявляя при сем, что мы, составляя одно целое и нераздельное с Россией, остаемся навсегда верноподданными твоими, вверяя судьбу дворянства, августейший монарх, твоему неограниченному милосердию». Подписали письмо предводитель дворянства А. Ф. Домейко и дворяне Виленской губернии
[322].
На внешнеполитическое значение капитуляции виленского дворянства, отмеченное М. Н. Муравьевым, указывает известный историк С. М. Самбук: «С точки зрения правительства, такое признание дворянством территории Белоруссии и Литвы частью Российской империи и русской землей должно было помочь западно-европейским правительствам отказаться от вмешательства в польские дела вопреки настояниям польской эмиграции и определенных общественных кругов».
Поэтому, получив от Муравьева первые известия о составлении адреса в Вильно, министр внутренних дел Валуев сообщает об этом английскому послу в России лорду Непиру, а в своем дневнике помечает: «Муравьев достиг цели». Александр II на полях того же сообщения делает пометку: «Факт этот как публичное заявление, даже если оно не совсем чистосердечно, считаю весьма знаменательным и компрометирующим виленское дворянство в глазах всех польских патриотов»
[323].
Несколько позже, 25 августа, дворянство Ковенской губернии представило главному начальнику края М. Н. Муравьеву всеподданнейшее письмо императору Александру II. В нем говорилось: «Революционные действия в Ковенской губернии отразились более резкими действиями, чем в других губерниях Западного края. Земля наша обагрена кровью. Множество невинных жертв революции. Материальные потери неисчислимы. Отвергая всякое участие в действиях революционной партии, дерзаем молить твоего, великий государь, милосердия, повергая твоему всемилостивейшему воззрению участь дворянского сословия. Составляя одно целое и нераздельное с Россией под державным скипетром твоим, заявляем тебе, августейший монарх, чистосердечно чувства нашей неизменной и навсегда верноподданнической преданности»
[324].
За это всеподданнейшее письмо император Александр II объявил дворянству Ковенской губернии «высочайшее благоволение».
Назревшую необходимость покориться государственной власти и прекратить вооруженное сопротивление вынуждено было признать и римско-католическое духовенство Северо-Западного края. На изменение выжидательной позиции, занятой духовными руководителями епархий, решающее воздействие оказала властная политическая воля М. Н. Муравьева, направленная на подавление восстания и приведение римско-католического духовенства к повиновению законной власти. Действуя твердо и последовательно, М. Н. Муравьев заставил виленскую римско-католическую консисторию и влиятельного в этнической Литве Самогитского епископа М. Волончевского принять к исполнению Инструкцию с требованиями законопослушного поведения римско-католического духовенства и содействия правительству в борьбе с восстанием
[325].
