Попытка колониального реванша радикальной польской элиты, отторгнутая законопослушным населением края, потерпела неудачу. Сословно-этническое и конфессиональное, узкое по своему социальному составу, дисперсное восстание, в котором приняли участие несколько десятков тысяч человек, не получило какой-либо массовой поддержки местного крестьянского населения. Исключение составляла лишь Ковенская губерния, в которой популистские обещания и политическая активность ксендзов сумели привлечь на сторону восстания часть фанатически настроенного и обезземеленного литовского крестьянства.
В целом же идеи и лозунги восстановления независимой Речи Посполитой и отделения Литвы и Белоруссии от Российской империи не нашли массового отклика, в первую очередь, у православного крестьянства, воспринимавшего повстанцев в качестве сепаратистов и врагов царя-освободителя Александра II
[333].
Для западно-русских крестьян, освобожденных российским императором от крепостного права, политические цели «красных» сепаратистов оказались чуждыми и откровенно враждебными. Предпринимаемые в ходе восстания попытки польской пропаганды преодолеть сложившиеся веками колониальные различия между высшими и низшими сословиями — религиозные, социальные, этнические и культурные — оказались безуспешными. Принять сторону угнетателей не помогли ни беспрецедентный по жестокости террор, ни популистские обещания бесплатных земельных наделов, ни религиозный фанатизм польского католического клира. Части регулярной русской армии, опираясь на массовую поддержку населения, прежде всего, православного и старообрядческого, быстро разгромили разрозненные отряды «красных», а крестьянские караулы помогли довершить окончательную зачистку края от скрывавшихся в лесах повстанцев.
6.2. Террор сепаратистов и его неожиданные результаты
В период восстания отряды сепаратистов, опираясь на содействие помещиков, шляхты и ксендзов, стали прибегать к тактике террора против мирного населения. Роль палачей в этих отрядах играли так называемые жандармы-вешатели, наводившие ужас на мирных жителей своей беспримерной жестокостью. Террор, который обрушился на верное империи население, выступал как средство ведения гражданской войны, с помощью которого повстанцы пытались запугать крестьян и принудить их к массовой поддержке «ксендзовско-шляхетского мятежа».
Умышленное насаждение страха с помощью угроз, насилия и жестоких публичных казней, осуществляемых жандармами-вешателями, ставили своей целью заставить законопослушных подданных России признать власть нелегального польского «правительства» и его литовских представителей. В «приказе от польского правительства над всем краем литовским и белорусским к народу земли литовской и белорусской», автором которого был, предположительно, В. Калиновский, прямо говорилось, что тем людям, «кто хочет неволи московской — тому мы дадим виселицу на суку»
[334].
В гражданской войне, развязанной польскими повстанцами против патриотически настроенных жителей Северо-Западного края, наиболее уязвимыми перед жестокостью террористов оказались крестьяне, проживавшие вдали от городов, где стояли войска. «Мы верны России, мятежников ненавидим, открываем их войскам, — говорили крестьяне, — но войска, разбив их, должны уйти, а остатки шаек жгут и бьют нас. Что будет с нами?»
[335].
Действительно, жителям Северо-Западного края, сохранявшим верность присяге и патриотическому долгу, борцы за восстановление польского колониального господства принесли горе, страдания и унижение, а многим и мучительную, насильственную смерть. Таким образом, бедствия гражданской войны, развязанной польскими повстанцами, стали неотъемлемой частью событий сепаратистского восстания 1863 г.
По словам православного современника событий: «Жестоко тешились над верным русским народом польские мятежники: того живого зарыли в землю, тому связали руки и с петлею на шей зарыли, того наперед задушили и потом повесили. Тут жену, мужа защищавшую, беременную, колом ушибли; там задушили сына, защищавшего отца; того наперед били и потом повесили. А сколько было над бедными перед смертью надругательств! Мало было этим злым людям вешать по одному, стали вешать целыми семьями. … Вешали стариков и молодых, мужей и жен»
[336].
И это отнюдь не риторика, призванная потрясти сознание читателей. Исторические факты свидетельствуют о том, что повстанцы действовали именно так, вешая не только православных и старообрядцев, но и католиков и иудеев. Жгли церкви, дома, целые селения, широко применяя методы устрашения и убийства населения, сохранявшего преданность России.
В начале восстания польская пропаганда (Калиновский и др.) призывала западно-русских крестьян направить косы и ружья против «москаля», который представал в образе внешнего, российского врага. Теперь же по мере развития событий польские повстанцы встретились с врагом внутренним, то есть с крестьянством, верным императору Александру II. Оказалось, что «москаль» — это также и коренное западно-русское население, которое не желает подчиняться подпольному польскому «правительству». Средством борьбы с внутренним «москалем» стала петля жандарма-вешателя.
Вот как описывает действия жандармов-вешателей из польского отряда Воронцевича, действовавшего на границе Царства Польского и Гродненской губернии, генерал-майор Н. Цылов, руководивший Виленской следственной комиссией по политическим делам: «Мальчика лет 18-ти повесили за то, что он указал дорогу казакам, шедшим из Цехановца. За сухой границей в Царстве Польском они повесили двух молодых солдат, которых поймали мятежники. В Рудне, в корчме, повесили штатского человека, так как он был острижен по казацки, по подозрению, что он переодетый казак. В этом самом месте повесили еще 8 человек, а в Бельском уезде повесили немца, которого привез в шайку Д. Вейдо вместе с поручиком Садовским. Они также повесили девушку и пастуха из д. Верчины за то, что о мятежниках они дали знать войскам, расположенным в Семятичах»
[337].
Центральные и местные газеты этого времени были полны сообщений о терроре повстанцев в Северо-Западном крае и Царстве Польском. Вот, например, сообщение из «Виленского вестника»: «В ночь на 10 августа шайка подошла к м. Цехановцу Бельского уезда Гродненской губернии и подожгла его с трех сторон; подоспевшие войска прекратили пожар, от которого, однако, сгорело 90 домов. Ночью на 15 августа шайка вешателей из 50 человек напала на м. Шерешово Пружанского уезда и, произведя там истязания над преданными нам жителями, повесила еврея Найдаса и крестьянина Зайончковского, убили сына купца-еврея Юделевского, ограбила его дом, и дом крестьянина Гринкевича»
[338].
